Малиновый запах надежды - [35]

– Ладно, Мартышка, как хочешь, – с тяжелым вздохом сдался он после долгих уговоров. – Но позже я тебе позвоню, спрошу, как ты.

– Хорошо.

– До встречи, – нехотя попрощался он и, поцеловав сухими губами меня в щеку, ушел.

Я вошла в квартиру и, бросив пакет с моей повседневной одеждой и сапожками прямо на пол, с облегчением сняла новые туфли и прямо в куртке, наброшенной поверх вечернего платья, прошла в ванную.

Отвернув оба крана до упора, я присела на край ванны и вытащила из кармана часы. Стрелки замерли, показывая без четверти восемь – то ли утра, то ли вечера. Я покрутила колесико заводки, но стрелки так и не сдвинулись с места. Эти часы прошли жизненный путь от деда к отцу, а потом и к самому Тиму, и вот преданно остановились, когда оборвалась жизнь последнего законного хозяина. Я трепетно провела пальцем по трещинкам, лучами разбежавшимся по мутноватому стеклу, и словно вернулась в тот роковой день.

* * *

...Я помню его, но вся предыстория стерлась из моей памяти, кажется, безвозвратно. Может быть, ее и не было – предыстории, но, когда я думаю о том дне, у меня каждый раз возникает неясное ощущение, что что-то важное предшествовало тем событиям. Что-то нехорошее, иначе бы не сжималось в такой тревоге сердце.

Это произошло за месяц до нашей свадьбы. Мы с Тимом куда-то ехали на машине. Может быть, к Юльке или от нее. Но в тот день мы не болтали, как обычно, беззаботно во время дороги и не слушали музыку. Тим вел машину молча, бросая на меня тревожные и виноватые взгляды. Кажется, ему хотелось начать разговор, но он не решался. Я же, старательно делая вид, что не замечаю его взглядов, отвернулась к окну. Мы ехали какими-то улицами, которые я не фиксировала взглядом. Был вечер, но солнце все еще ярко светило в окно, а у меня же на душе было так пасмурно, как в дождливый осенний день.

– Вот и все, – сказала я неожиданно громко, обращаясь скорее к себе, чем к Тиму. – Закончилось. Так просто.

– Саш...

– Не надо, не говори ничего. Иначе я снова заплачу, а это ни к чему. Мы уже поговорили обо всем. Раньше.

– И все же, Саша...

– Следи за дорогой, – серьезно посоветовала я.

– Сашка, прости меня. Прости, Саш! Я не знал!

– А если бы знал, что бы это изменило? Мы уже приняли решение.

– Ты мне не сказала! – крикнул он и повернулся ко мне. В его глазах стояли слезы, а на лице было написано отчаяние. Таким я его и запомнила.

Отвлекшись всего на мгновение от дороги, Тим проскочил на перекрестке на красный свет, и ему уже не хватило времени, чтобы затормозить перед «КамАЗом». Последнее, что он успел сделать, – вывернуть руль так, чтобы удар пришелся не на ту часть машины, где сидела я, а принять его на себя.

Я очнулась в больнице. Рядом со мной была Юлия, которая сказала, что моим родителям уже сообщили об аварии, и они скоро приедут.

– Юль... – прошептала я. – А Тим?.. Тим? Как он?

– Он... – запнулась она. И, набрав воздуха в легкие, на выдохе бодро ответила: – Он – хорошо. Относительно, конечно. Но ты не переживай. Сейчас главное, чтобы ты поправилась. Тебя хочет посмотреть доктор, он попросил сообщить сразу же, как только ты придешь в себя.

Я «отделалась», если можно так сказать, черепно-мозговой травмой и провела в больнице месяц. Меня навещали то мама, то Юля. А я ждала Тима.

– Он не может прийти к тебе, Сашенька, – говорила мама, гладя меня по плечу. – Ты же понимаешь, что Тим болен так же, как и ты.

– Что с ним? Он сильно пострадал? Ему очень больно?

– С ним все хорошо, – отвечала она, отводя глаза.

И я ей верила. Потому что Тим снился мне почти каждую ночь, и всегда – хорошо. Эти сны были светлые, наполненные жизнью. И Тим в них был очень счастлив. «Сашка, не плачь! Ты же знаешь, что я с тобой!» – говорил он. И я просила скорее поправиться и прийти навестить меня. «Со мной все хорошо, Сашка-промокашка». Во сне он гладил меня по волосам. Я чувствовала эти прикосновения, как будто он ласкал меня наяву. «Я всегда буду с тобой, охранять, чтобы с тобой ничего плохого не случилось».

– Юль, как Тим? – спрашивала я его сестру. – Он поправляется? Пусть напишет мне записку, если не может прийти.

– Хорошо, я скажу ему, – говорила она. – Но, знаешь, он в гипсе, ему сложно написать тебе что-нибудь.

Однажды я не выдержала и, воспользовавшись тем, что мои соседки по палате крепко уснули, встала с кровати и выглянула в коридор. Дежурная медсестра куда-то ушла, и я, осмелев, выскользнула из палаты.

Шла я, пошатываясь и держась за стены, чтобы не упасть, но решимость во что бы то ни стало найти Тима придавала мне сил. Я не сомневалась в том, что он лежал в этой же больнице, что и я, потому что была она центральной. Мне оставалось только найти палату.

Я брела по коридору, приоткрывая тихонько двери и осторожно заглядывая в палаты. Мне казалось, что сердце поможет найти нужную.

– Больная, что вы тут ищете?! – раздалось за спиной сердитое шипение.

И я, испуганно оглянувшись, увидела дежурную медсестру, которую пациенты недолюбливали за скверный характер и отсутствие такта. «Молодая, а уже такая стерва», – недовольно качала головой моя соседка по палате. «И инъекции делает так, что место укола еще неделю болит», – вторила ей другая. «Ошиблась профессией», – вздыхала третья. Я же просто отмалчивалась.