"Малинькие катята" Матери Хиттон [= Кисоньки-пусеньки Хиттон-мамусеньки] - [9]

Он с облегчением опустился на стул. В это время капитан просигналил рулевому: корабль накренился, меняя курс.

Целых полчаса космического времени они так и летели: Бозарт рядом с капитаном, который как бы ощупывал курс, не будучи в нем уверен, на самом деле он направлялся к себе домой. Капитан не должен был показывать, что ему хорошо известно, куда лететь, — Бенджакомин мог заподозрить неладное. Но капитан был очень хорошим специалистом. Таким же хорошим, каким хорошим вором был Бенджакомин.

Они вошли, наконец, в зону действия систем связи. Бозарт пожал руки членам экипажа:

— Я подам вам сигнал, когда можно будет лететь.

— Удачи вам, сэр, — сказал капитан.

— Да, удачи, — повторил Бенджакомин.

Он вскарабкался в свою космическую яхту, которая находилась на борту корабля. На долю секунды в иллюминаторе мелькнула перед ним серая поверхность Северной Австралии. Сам корабль, напоминавший огромный склад, исчез, и яхта осталась предоставленной самой себе. Она пикировала, и Бенджакомина объял ужас.

Он так никогда и не узнал, кем была эта женщина, которая хорошо чувствовала его приближение, потому что на него немедленно обрушился телепатический сигнал «малиньких катят». Его лихорадочно работавший мозг содрогнулся от страшного удара. Он еще одну-две секунды оставался самим собой, хотя эти секунды показались ему вечностью, а потом перестал ощущать себя Бенджакомином Бозартом. Луна обрушила на него всю мощь агрессивности норок. Контакты всех нервных клеток его организма видоизменились: то самое страшное, что может произойти с человеком. Мозг Бозарта, разрушенный чудовищной перегрузкой, перестал функционировать.

Но тело его прожило еще несколько минут: оно билось в конвульсиях вожделения и голода, пока рот не вгрызся в руку, а другая рука не начала рвать на куски лицо, стремясь вытащить из левой глазницы глаз. И он ревел, как животное, пожирающее самого себя…

Тело Бозарта прожило недолго. Спустя несколько минут из всех артерий и вен полилась кровь, а голова уткнулась в рулевой механизм. Яхта стремительно падала вниз, по направлению к тому месту, где хранилось богатство планеты, которую он мечтал ограбить.

Североавстралийская полиция подобрала яхту. Но все, кто был в патруле, чувствовали себя очень плохо. Многих тошнило. Они попали в зону сигнала, когда он был уже минимальным, но этого было достаточно, чтобы нанести их организмам серьезные повреждения.

Они ничего не хотели знать.

Они хотели забыть…

Один из полицейских помоложе, увидев безжизненное тело, воскликнул:

— Боже, как это могло с ним случиться?

— Он занялся не тем, чем надо, — объяснил капитан полиции.

— Чем же?

— Он хотел ограбить нас, сынок. Мы победили, а каким способом, это уже неважно.

Молодой полицейский, униженный и злой, взглянул на командира так, будто собирался наброситься на него.

— Не волнуйся, сынок. Он недолго мучился, и, между прочим, это он убил Джонни.

— Действительно он?

— Мы его сюда заманили, чтобы он сам нашел свою смерть. Жестоко, конечно, но другого выхода не было.

Кондиционеры обдували легким свежим воздухом спящих животных. Воздух коснулся и лица Матери Хиттон. Телепатический приемник был все еще включен. Она слабо ощутила свое измученное тело, и каждую клеточку фермы, и луну, и маленькие сателлиты. А вора не было и следа.

Проснувшись окончательно, Мать Хиттон почувствовала, какие на ней мокрые от пота одежды. Ей нужен был душ и свежее платье…

На Земле, в Центре кредитных выплат, Главный компьютер подал сигнал. Младший управитель Содействия подошел к машине и протянул руку — к нему соскользнула карточка. Он взглянул на нее:

«Дебет Вьолы Сидерии — кредит Земли — субкредит по счету Северной Австралии — четыреста миллионов».

Младший управитель был один в комнате, но не сдержался и присвистнул: «Мой бог, мы все уже давно умрем — со струном или без струна — а они все будут платить!» Он пошел рассказать эту странную новость друзьям.

А машина, уже забыв о предыдущей карточке, выдала следующую.