Маленький Сайгон - [39]

— Полиция утверждает, что он замешан в похищении. Говорят, что я, должно быть, ошибаюсь. Я уверена, что видела его на улице, в машине, но не помню когда. Точно не помню. Это наверняка было до того, как началась стрельба. Но как задолго? И не мог ли это быть парень, просто похожий на Эдди? Я не знаю. Хочу, чтобы Мин оставил меня в покое. Не выношу то, как он пускается во всяческие уловки, чтобы заставить меня с ним согласиться. Теперь вот городские власти грозятся лишить меня лицензии на мой увеселительный бизнес. У меня возникло такое ощущение, что чем больше скажу я того, что хочется услышать Мину, тем проще будет уладить дела с лицензией. Мною манипулируют.

Фрай подумал: всем хочется свалить все на Эдди.

— Скажи им правду, Джулия. Пускай почешутся.

— Спасибо, Чак. Будь осторожней со «Смуглолицыми». Это непредсказуемые люди.

Тупица забежал в комнату с выражением такой надежды во взгляде, какая встречается только у собак и у детей. Это, очевидно, было животное с миссией на уме. Какой-нибудь миссией.

— К врачу, — объявил Фрай, собирая резюме. — Проверить состояние моего здоровья. А после мы отправим вот это и попробуем найти твой дом.

Он еще раз оглядел свое полуразоренное жилище, запер дверь и пешком пошел в центр города.

Глава 9

Фрай влезал на смотровой стол доктора Редкена, поправляя под собой убегающую простыню. Доктор — знаменитый ухо-горло-нос — приладил рубероидное приспособление к наконечнику лампочки и просунул его глубоко в ухо Фрая. Доктор замычал.

— Любопытно, — сказал он наконец. — Вас по-прежнему беспокоят симптомы потери равновесия?

— Только в воде. Или в темноте. Иногда в замкнутом пространстве. Такое тоже бывает.

Редкен опять замычал, зондируя ухо заново, с нового угла зрения.

— И вы не обращали раньше на это внимания?

— Нет.

— Никаких сверхчеловеческих усилий на волнах?

— Нет. Просто я страшно боюсь, доктор.

Редкен с категорическим видом вытянул лампочку, выключил и опустил ее в карман халата. Фрай привстал на столе. Простыня шурша отлипла от ног. Редкен вынул из папки набор рентгеновских снимков, затем несколько серых, нерезких фотографий.

— Разумеется, это снимки двухмесячной давности, когда имела место контузия. Они и теперь показывают то, что показывали тогда: кости внутреннего уха не повреждены. — Редкен сверился с темными пленками. — Ультразвуковое сканирование, выполненное два месяца назад, установило разрыв среднего уха. До сих пор не перестаю удивляться, как это доской вам не сломало кость. Далее, сканирование, которое мы сделали на прошлой неделе, не зафиксировало никакого скопления жидкости, никаких признаков лабиринтита или болезни Меньера. — Доктор уставился на Фрая странно снисходительным взглядом. — Иными словами, Чак, вы исцелились. Вы пациент, выздоровевший благодаря медленной терапии самой природы.

Фрай уперся взглядом в ноги, которыми болтал под столом. Правда состояла в том, что он рассчитывал на умеренно-трагические известия, чтобы оправдать свой страх воды, а не здравицу в честь лечебных свойств матушки-природы. Это совершенно меняет дело, подумал он.

— Тогда откуда эти приступы?

— От страха. От волнения. Возможно, вы их ждете, тем самым вызывая их в себе.

— Я надеялся на что-то дрянное, но излечимое.

— Вижу, вас ударили по голове тяжелым предметом. Эта рана излечима. Что произошло?

— Поскользнулся в душе.

Редкен посмотрел на него с профессиональной кротостью, ощущая свои рамки.

— Вода, кажется, стала вашим злым гением, Чарльз. Скажите, вас очень пугает океан?

— Меня пугает, что я не сумею всплыть на поверхность. Вам не понять, что значит отправиться за глотком свежего воздуха на самое дно Тихого океана.

Редкен прислонился к шкафу и кивнул.

— Опишите мне еще раз эти ощущения замешательства.

— Я подплываю, встаю на волну, потом меня захлестывает, смывает. А иногда это просто ПИП.

— Простите, что-что?

— Плыть-И-Погибнуть.

Редкен что-то написал для себя.

— Ну и?

— Иногда я на поверхности, мне и положено находиться, а иногда теряю всякую ориентацию. Плыву наверх. Готов поклясться, что это так, я даже вижу солнечный свет. Потом кончается воздух, а я уже, кажется, поднялся на поверхность, но вместо этого оказываюсь на дне. Я вроде бы плыву вверх, но на самом деле вниз. Иногда я наблюдаю себя как бы со стороны. Или не себя, а кого-то очень похожего на меня. Похожего только с длинными волосами. Иногда мне это просто снится, и я просыпаюсь, вскакиваю, стою и смотрю на свою постель.

— Любопытно, Чак. Это похоже на новую болезнь. Сочетание клаустрофобии и головокружения.

— Вы можете назвать ее в мою честь?

Редкен спрятал папку в шкаф и скрестил руки.

— Чак, вы живете с чрезмерным беспокойством по этому поводу. Вы не осознаете, что с вами все в порядке. Мой совет — не берите в голову. Заходите на будущей неделе, тогда поговорим снова. И ради Бога, не выходите пока в море — надвигается ураган. Такой, что любому несдобровать.

Фрай обдумывал шутку, что он якобы не осознает того, что с ним все в порядке.

— Ладно, доктор.

Он соскочил со смотрового стола и стал рядом.

Редкен с щелчком закрыл авторучку и опустил ее в карман.

— Чак, вы мне вот что еще скажите. В последнее время вы вспоминали о Дебби? Я имею в виду, чаще чем обычно?