Маленький памятник Эпохе прозы - [11]

- Что вы творите, господи? - мама качала головой, глядя на нас и, видимо, снова сомневаясь: нормальные ли её родные-любимые или всё-таки нужно обоих тащить к тому врачу, которого даже называть страшно?

- Мы учимся выживать в реальном мире! - дружным дуэтом отвечали мы с папой.

Папа меня недооценил. Уже в восемь лет я сама придумала название для правильного выражения лица. Ведь я поэт, а потому много читала и больше всего поэзию. Пушкин и Лермонтов были моей первой книжной любовью. Я вообще не запомнила стадию своего взросления, когда читала или мне читали Барто и Маршака. Наверняка эти прекрасные авторы сыграли роль в моей очень ранней жизни, но я не помню. А вот томики Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Есенина как раз стали любимыми "детскими книжками".

Потому-то я быстро нашла подходящую цитату для наших с папой экзерсисов. "И на челе его высоком не изменилось ничего" - Пушкин. "И на челе его высоком не отразилось ничего" - Лермонтов. Это всё про Демона. У кого точнее, ближе? Всё же Лермонтов. "Не отразилось" - вот, что главное.

Но я не стала рассказывать о своей находке папе, который играл с "медвежонком" и умилялся этому. Мне показалось, что образ, найденный мною, может его расстроить. Поэтому для папы придуманная маска так и осталась умением "превращаться" в медвежонка. В моей же трактовке я "включала Демона", и в этом находила некий романтизм.

Для любящих родителей мы, наверное, до старости плюшевые медвежата. До их старости... Иные до своей не доживают, не то, что до нашей. Будучи уже немолодой женщиной, иногда так хочется позвать: "Мама! Скажи мне что-нибудь. Скажи, что всё будет хорошо, скажи! Помнишь, как ты мне написала записку в школу? В ней было всего лишь одно слово - "Наплевать!" Я держала её в кулачке, а кулачок в кармане фартучка, бесконечно доставала смятую бумажку, перечитывала единственное слово и улыбалась, мне становилось хорошо, я уже совсем не боялась контрольной или вызова к доске... Мам?" Никто и никогда больше не напишет такой записки. А если и напишет, разве сможет она иметь ту же волшебную силу?

Мама внимательно наблюдала за тем, что мы с папой вытворяем. Иногда, когда я потихоньку тренировалась перед зеркалом, то ловила на себе её взгляд. Подозреваю, что у них с папой произошел какой-то разговор, и он втолковал маме, что мы задумали, зачем и для чего. Больше эту тему мы с ней не обсуждали, папа решил, что не стоит лишний раз огорчать маму - она слишком хорошо относится к миру и не согласится с тем, что от людей надо защищаться и прятаться.

- Она у нас идеалистка! - говорил папа, а в голосе нежность. Эх, папуля! Можно подумать, что ты - нет. Просто идеализм бывает разный: бывает открытый и доверчивый, а может быть битый, многоопытный и осторожный.

Однажды, когда папы не было рядом, мама сказала:

- Только не надейся, что хоть когда-нибудь у тебя получится одурачить меня своей бесстрастной мордочкой. Не трать силы на притворство, - и ласково потрепала меня по затылку.

А я и не пыталась её обманывать.

Пришло время, и в неполные тринадцать лет я научилась приказывать Демону "включаться". Это случилось, когда окончательно стало ясно, что мой дар исчез. Как и не было ничего. Уходил он, не торопясь, не сразу, будто размышляя, уйти или остаться.

Сначала пропала щекотка. Я удивилась, но особенного значения не придала, настроение у меня из-за этого не испортилось, лишь возникло ощущение, будто чего-то не хватает. Будто я забыла надеть пальто и пошла под дождь и снег без верхней одежды, как дура.

Но произошло ужасное событие. Я принялась сочинять стихотворение. Как обычно, на ум сама пришла первая строчка, я схватила ручку, открыла блокнот... и поняла, что ничего не происходит. Пустота. Тишина. После единственной строки не придумалось больше ни слова.

Как передать те чувства?

Понимание, что хочу выразить, какая мысль мучительно бьётся в мозгу, ища выхода и выражения, но слова, образы, метафоры будто разбежались и попрятались, вместо того, чтобы, как прежде, непринуждённо литься ручейком из головы, в которую будто вмонтирован Кастальский родник. Впервые в жизни начался суетливый поиск слов, мучительный их подбор, я "лезла за ними в карман", бесконечно бормоча первую строку, чтобы не забыть, не забыть...

Прошиб пот, стало страшно. Кошмар длился несколько минут. Потом с трудом что-то начало вытанцовываться, слова повылезали из укрытий, рифма получалась, размер соблюдался, мысль выразить удалось. Но кайфа не было! Какой там кайф - я ужасно расстроилась. Что со мной? Может, случайность, один раз и больше никогда не повторится? Или я нездорова?

Надежда оказалась напрасной. Я могла сочинять стихи, но они изменились, стали другими. Ведь теперь они рождались иначе - не сами собой в такт моему дыханию, а в вязком поиске слов и образов, тяжком подборе синонимов и метафор.

И краски мира вокруг померкли, из гуашевого он превратился в акварель оттенка сепии. Акварель и сепия - это красиво, конечно, но не сравнить с яркостью того, что было прежде. День ото дня становилось хуже. Мир больше не звучал мелодиями и не искрился красками, он становился похож на то изображение, которое выдаёт тысячу раз заезженная плёнка на видеокассете: слабый цвет, который то есть, то пропадает.