Маленький лорд Фонтлерой - [17]

М-р Хавишам потер свой подбородок.

— Это весьма странно, — сказал он. — Граф очень рассердится. Он не поймет этого.

— Я думаю, что он поймет, когда хорошенько обдумает, — возразила она. — Мне в самом деле деньги не нужны, и зачем стала бы я принимать предметы роскоши от человека, который ненавидит меня настолько, что берет от меня моего ребенка — дитя своего собственного сына?

М-р Хавишам оставался несколько минут в раздумьи.

— Я передам ваше поручение, — сказал он потом.

Затем подан был обед, за который они сели все вместе; на стуле рядом с Кедриком поместилась кошка и все время громко мурлыкала.

Когда, поздно вечером, м-р Хавишам явился в замок, то принят был графом немедленно. Он застал его сидящим в роскошном мягком кресле подле камина, причем больная нога его покоилась на особой скамейке. Граф проницательно взглянул на адвоката из-под своих густых, нависших бровей, но м-р Хавишам мог видеть, что, несмотря на его желание придать себе спокойный вид, он был в нервном состоянии и внутренне взволнован.

— Ну, — сказал он, — ну, Хавишам, вы вернулись? Что нового?

— Лорд Фонтлерой и его мать находятся в Каурт-Лодже, — отвечал м-р Хавишам. — Они хорошо перенесли дорогу и находятся в вожделенном здоровье.

Граф издал полу нетерпеливый звук и беспокойно двинул рукою.

— Рад это слышать, — сказал он отрывисто. — Пока хорошо и это. Садитесь поудобнее и налейте себе стакан вина. Еще что?

— Лорд Фонтлерой остается сегодня с матерью. Завтра я привезу его в замок.

Локоть графа покоился на ручке кресла; он поднял руку и заслонил ею глаза.

— Хорошо, — произнес он, — продолжайте. Вы знаете, я просил вас не писать мне об этом деле, и ничего о нем не знаю. Что он за мальчик? Матерью я не интересуюсь; что он за мальчик?

М-р Хавишам отпил немного портвейна и продолжал держать стакан в руке.

— Несколько трудно судить о характере семилетнего ребёнка, — проговорил он осторожно.

Предубеждения графа были очень сильны. Он кинул быстрый взгляд и произнес недоброе слово.

— Дурак он, должно быть? — воскликнул граф. — Или неуклюжий медвежонок? Наверное сказывается американская кровь, да?

— Я не думаю, чтобы она принесла ему вред, ваше сиятельство, — ответил адвокат своим сухим, рассудительным тоном. — Я плохо знаю детей, но считаю его скорее милым малым.

Он всегда говорил сдержанно и неторопливо, а в данном случае речь его была еще невозмутимее. Ему казалось, что лучше предоставить графу судить самому и оставить его неприготовленным к его первой встрече с внуком.

— Здоровый и рослый? — осведомился граф.

— По-видимому, очень здоровый и самого настоящего роста, — ответил адвокат.

— Стройно сложен и недурен собой? — спросил граф.

Едва заметная улыбка мелькнула на губах м-ра Хавишама. Его умственному взору представилась картина, которую он только что покинул в Каурт-Лодже: красивая, грациозная детская фигура, лежащая в беззаботной позе на тигровой шкуре; блестящие пряди волос, небрежно ниспадавшие на ковер; открытое, румяное личико.

— По-моему, для ребенка, его можно назвать скорее красивым, — сказал он, — хотя я, может быть, и плохой судья. Но смею сказать, он покажется вам не совсем похожим на большинство английских детей.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — проворчал граф под влиянием подагрической схватки. — Дерзкие попрошайки эти американские дети; слыхал о них не мало.

— В данном случае назвать мальчика дерзким было бы не совсем точно, — заметил м-р Хавишам. — Я затрудняюсь объяснить это различие Но он жил больше с большими, чем с детьми, и особенность его та, что в нем есть смесь зрелости с наивностью.

— Американское бесстыдство! — протестовал граф. — Я слыхал о нем раньше. Они называют это ранним развитием и свободой. Скотские, наглые нравы — вот это что!

М-р Хавишам хлебнул портвейна. Он не имел обыкновения оспаривать мнение своего высокого патрона — тем более, когда нога его сиятельства страдала от подагры. В таких случаях благоразумнее было предоставлять его самому себе. Поэтому и в данном случае разговор на несколько минут прервался. Первый нарушил молчание м-р Хавишам.

— Я имею передать вам поручение от м-сс Эрроль, — заметил он.

— Не желаю слушать от нее никаких поручений! — проворчал вельможа, — чем меньше я о ней слышу, тем лучше.

— Дело довольно серьезное, — объяснил адвокат. — Она предпочитает не принимать дохода, который вы ей определили.

Граф, видимо, поразился.

— Что такое? — закричал он. — Что такое?

М-р Хавишам повторил свои слова.

— Она говорит, что ей этого ненужно, и так как отношения между вами не дружественные…

— Не дружественные! — дико разразился его сиятельство. — Думаю, что не дружественные! Мне ненавистна самая мысль о ней! Продажная, крикливая американка! Я не желаю видеть ее!

— Ваше сиятельство, — сказал м-р Хавишам, — вряд ли вы можете назвать ее продажной. Она ничего не потребовала. Она не берет денег, которые вы ей предлагаете.

— Все только для показа! — прошипел старый лорд. — Она хочет заманить меня на свидание с ней. Думает, что

я приду в восторг от ее характера. Не нужно мне его! Это только американская независимость. Очень мне нужно, чтобы она нищею жила у ворот моего парка. Раз она мать этого мальчика, то должна занимать известное положение, и она займет его. Она будет получать деньги, хочет она этого или не хочет!