Маленький человек на большом пути - [23]

Не сумел убедить Ваську.

— Смотри, Васька, попадешься! — кричали мы ему вслед.

— Кто попадется? Я, что ли, попадусь? Ха-ха!..

И ушел.

А мы пробирались звериными тропами, по рощицам и болотам, где редко ступает человек. Шли довольные, радостные, весело болтали. За плечами тяжелая ноша, но это приятная тяжесть.

В лесу уже сгущались сиреневые сумерки, когда дошли до берега озера. Наши владения! Здесь уже не надо было таиться, озираться беспокойно: вдруг услышит кто-то из помещичьих подлипал?

Ватага стала таять — ребята расходились по домам. Мы с Августом и Сиполом остались последними.

— Будет чем заняться зимой! — радовался Август, встряхивая тяжелую сумку.

…На следующее утро он прибежал к нам, запыхавшись:

— Слышали? Лесник поймал Ваську у старого трактира. Ну и, само собой, все орехи отнял!

НА КОНЬКАХ

Пожелтели листья у деревьев. В тихом озере отражалось разноцветье окрестных лесов. У каждого листика, у каждой ветки свои неповторимые краски. Вот рябина свесилась над водой и рассматривает, как в зеркале, рубиновые гроздья, тщетно пытаясь скрыть их от посторонних взоров красно-желтыми резными листьями. Рядом пышный многоцветный клен любуется своим подвижным отражением в мелкой ряби. А стройная остроконечная береза не прячет, а, наоборот, гордо выставила напоказ золотые монеты, щедро рассыпанные по ветвям: смотрите, какая я богатая! Осина — та поскромнее: покажет свои монеты и тут же спрячет, покажет и спрячет. Да и не золотые у нее, а серебряные. А вот у ивы совсем другое богатство — она развесила на ветках маленьких переливающихся рыбок…

Настало время ветров. Они налетели, сдернули с увядших деревьев осеннюю красу. Пестрые листья полетели в хмурое озеро, тысячами крохотных лодочек закачались на воде. Их бросало, кидало, швыряло до тех пор, пока они, размякшие, не исчезали в глубине. Само озеро теперь уже редкие минуты было спокойным. По нему ходили волны, на гребнях возникали и так же стремительно исчезали невиданные цветы из шипящей пены.

А потом ударили морозы.

Как-то, вернувшись из школы, мы узнали радостную новость: озеро покрылось первым льдом.

Вот это событие! Мало о нем услышать, нужно немедленно, сию же минуту убедиться самому, своими собственными глазами. Бегом, бегом на озеро!

Бежишь и уже заранее предвкушаешь, что там будет. Ребята в расстегнутых пальто носятся на самодельных коньках по блестящему зеркалу. Под коньками радостно звенит лед. Пусть он пока не очень крепок — что за беда! Наоборот, еще интереснее. Ты бежишь, лед потрескивает, и за тобой белой ниточкой тянется свежий излом. Колышется вода под тонким стеклянным слоем, а тебе не страшно ничуть, и ты волчком вертишься на льду.

Запыхавшись, Август спешил нам навстречу:

— Говорят, Васька уже побывал на острове!

А что, вполне может быть! Утром на стеклах появились первые ледяные цветы. Значит, ночью был сильный мороз.

Помчались втроем к озеру. Сердце у меня билось так часто и сильно, что казалось, в грудь каким-то непонятным образом пробрался крошечный гномик и быстро-быстро колотит там молоточком по ребрам.

Сквозь разрывы в камыше видна синеватая гладь. Значит, правда, значит, не обманули — озеро замерзло!

— Смотрите, смотрите, как зеркало, до самого острова! — ликовал брат.

И вот мы уже у берега. Побежали наперегонки — кто дальше проедется по льду. Август опередил нас с братом. Вот сейчас пустится с разгона! Но в последний момент он почему-то притормозил и, пробуя крепость льда, с силой стукнул каблуком. Лед крякнул, нога провалилась. Август мигом отскочил, но вода все же успела попасть в башмак.

Да, наша радость оказалась преждевременной. Кошка могла бы еще пробежать по такому льду. Ну, собака, если она не очень большая. Но чтобы человек… Нет, человеку рано! Да никто и не пробовал: ни Васька, никто другой. Вот только камней с берега нашвыряли на лед.

— Жаль! — сказал Август.

— Очень жаль! — тяжело вздохнув, согласились с ним и мы.

— Но уж завтра наверняка по льду можно будет бегать, хоть так, хоть на коньках. Конечно, если мороз продержится, — рассуждал наш друг, вытряхивая воду из башмака.

Медленно, нехотя, будто потеряли что-то дорогое, двинулись мы обратно. Гном в груди больше не стучал молоточком.

— Коньки у вас уже готовы? — спросил Август. — Я так новые делаю. Дедушка дал два больших гвоздя. Загну концы, прикреплю к чуркам, снизу наточу. Такие коньки будут — еще лучше, чем в прошлом году!

Мы стали просить:

— А для нас гвоздей не достанешь? Может, у дедушки твоего еще найдется?

— Не знаю, надо спросить. Пошли вместе!

Отправились к Августу. Дедушка повел нас в свою столярную мастерскую, порылся в ящике, нашел там еще несколько больших гвоздей. Потом подобрал подходящие чурки и пояснил, как и что нужно делать.

Мы тут же приступили к работе. Чурки подогнали по ноге, просверлили в них дырки для веревок. С этим справились сами. А вот согнуть гвозди и прикрепить к колодкам помог дедушка.

Работа спорилась, было не так трудно, как интересно. Долото, рубанок, сверло, острый-преострый топорик — не каждый день имеешь дело с такими инструментами. Как хорошо стоять у верстака и строгать рубанком! От сухого дерева идет приятный запах, золотистые стружки, шипя, ползут из прорези и вьются над рубанком. Да и сама мастерская словно сокровищница, полная всяких драгоценностей. Доски длинные, доски короткие, неструганые и гладкие, сосновые, ольховые, дубовые разложены на полках, подвешены к потолку. Вдоль стены — пилы и коловороты, на отдельном столике большое точило; на нем нам разрешалось самим точить свои новые коньки. Рубанки большие и малые, по ранжиру разложены всевозможные долота, уровни… Много всего, но ничего лишнего. Для каждой работы свой инструмент.