Маленький Большой Человек - [127]

Мы неторопливо шли по направлению к его палатке на самом краю лагеря.

— Все верно, Лавендер, — сказал я, — но ты так и не ответил мне, почему ты здесь, в армии?

— Я не собираюсь воевать с сиу, — несколько смущенно пояснил он. — Меня наняли как переводчика. Но если они станут стрелять в меня, мне придется стрелять в ответ.

На следующий день я наконец увидел Кастера. Хотя я и находился в лагере, так сказать, неофициально, мне не составляло труда не мозолить глаза патрулям, так как там и без меня хватало гражданских. Но со временем я начал опасаться, что рано или поздно мне, не занятому никаким конкретным делом, начнут задавать вопросы. Кроме того, я невольно мог выдать свои истинные симпатии, поскольку было просто тошно слышать постоянные разговоры солдат о том, как они перережут горло Сидящему Быку, что хороший индеец — это мертвый индеец и так далее. Кастера в армии не любили, но краснокожих — еще больше.

Я не знал, как мне поступить. Лагерь индейцев пока не обнаружили, и майор Рено со своими разведчиками снова отправился на поиски. У меня в голове начал вызревать план, как после определения местонахождения «врага» ускользнуть от «своих» и предупредить индейцев о грозящей беде.

Для этого лучше всего было наняться следопытом, что требовало беседы с самим Кастером.

Я направился прямо к шатру Сына Утренней Звезды и с таким уверенным видом прошел мимо денщика (другого, не того, что был при Уошито), что тот не сделал даже попытки задержать меня. Генерал сидел за небольшим походным столиком и читал журнал «Гэлакси», рядом лежала стопка мелко исписанных листков. Новая прическа сильно изменила его, но весь его вид словно говорил о том, что предчувствие Кровавого Ножа всего лишь глупое суеверие. Однако одна маленькая деталь придавала всему несколько иной оттенок: несмотря на ясный день, внутри его шатра горела свеча, бросая странный красноватый отсвет на светлые волосы молодого генерала; граница этой призрачной короны проходила по лбу и пропадала за правым ухом… Кастеру предстояло быть скальпированным.

На мгновение во мне шевельнулась жалость к нему, но это теплое человеческое чувство быстро исчезло, когда он поднял на меня свой ледяной взгляд.

— Изложите свое дело, да покороче, — сухо пролаял он.

— Генерал, — ответил я, стараясь подавить растущее раздражение, — я мог бы быть полезен вам в качестве переводчика и проводника. С сиу много шайенов, а я жил среди…

— Не требуется, — оборвал меня Кастер. — Эй, денщик, проводи посетителя!

Солдат мгновенно явился на зов своего хозяина и, видя, что я не выказываю должной поспешности, довольно грубо схватил меня за рукав.

Меня охватила ярость, и, отпихнув его, я рявкнул:

— Слушай, ты, гнусная рожа, если еще хоть раз дотронешься до меня, твое брюхо познакомится с моим ножом.

Глядя на эту сцену, Кастер хрипло расхохотался.

— Да ты прямо порох, как я погляжу! — сказал он. — Мне такие по нраву. Денщик, ты свободен.

Одарив меня нехорошим взглядом, солдат ретировался.

— Так чем же ты можешь быть мне полезен? — с высокомерной улыбкой осведомился генерал.

Все еще горя негодованием, я рассказал ему о своей жизни у шайенов, опустив, разумеется, Уошито.

— Ах, шайены, — сказал Кастер. — Жаль, что не сиу. Ты, дружок, опоздал на восемь лет. С шайенами я покончил еще в 1868-ом. Ты что же, газет не читаешь?

Его улыбочка бесила меня куда больше его слов, но я сдерживался.

— К северу от реки Платт еще хватает шайенов, — как можно спокойнее ответил я, — и они доставят вам массу неприятностей, особенно объединившись с лакота.

— Фу, — отмахнулся он, — подумаешь, горстка конокрадов! Мой седьмой полк разделается с ними за один день, если, конечно, торгаши не успели снабдить это краснозадое отребье скорострельными карабинами. Тогда мне понадобится еще один полк. И как правительство терпит подобных негодяев! Они посмели даже вывешивать над своими лавочками государственные флаги, а сами продают оружие дикарям. Даже в армии нет порядка: один офицер… — но тут он прервался, вовремя сообразив, что негоже вываливать грязное белье армейской жизни перед первым встречным. — Что ж, — закончил генерал, — для тебя это все равно китайская грамота. Я не могу нанять тебя проводником, но ты вполне можешь работать в лагере табунщиком, гуртовщиком, погонщиком или кем-нибудь еще. Не всем дано идти во главе колонны: нужны не только глаза, но и ноги.

Вы вряд ли поверите в то, что случилось потом. Моя ярость достигла предела, и, прежде чем я успел опомниться, я услышал свой собственный голос:

— Ах ты, ублюдок, жаль, что я не прирезал тебя тогда, после Уошито!

Я окаменел от ужаса. И не потому, что боялся за свою жизнь, нет, просто я понял, что уже никогда не смогу предупредить индейцев. Эти слова еще эхом гудели у меня в ушах, когда Кастер сказал:

— Но все равно спасибо за предложение. И мне нравится твой темперамент. Мы обязательно победим. С твоей помощью, разумеется.

И он вернулся к своему журналу.

Кастер не услышал моих слов, брошенных ему прямо в лицо! По отношению к окружающему миру он вел себя как механическая птичка под стеклянным колпаком. Его самомнение было столь высоко, что он слушал только себя. Только себя! Я, по крайней мере, не знаю, чем еще это можно объяснить.