Маленький Бобеш - [149]

Мать не поверила. Кто бы мог послать ей заказное письмо и денежный перевод? Она расписалась, и почтальон выложил на стол двадцать крон. Пожелал радостных праздников и ушел. На переводе и на письме стоял штамп: «Брно».

— Прошу тебя, Йозеф, — сказала мать, — вскрой письмо, у меня руки трясутся. От кого бы это могло быть?

Отец вскрыл письмо и прочел:

«Брно. 22 декабря 1913 года.

Уважаемая пани Яноушова!

Мой сын, который служит учителем в вашем городе и учит вашего сына, десять дней назад рассказал мне в письме, как мужественно возглавил ваш муж забастовку рабочих на фабрике Дакснера. Мне известно также, что теперь он находится в тюрьме.

Я состою в рабочем комитете одной из брненских текстильных фабрик. Мы собрали среди товарищей немного денег и посылаем их вам как помощь на то время, пока ваш муж сидит в тюрьме.

Если случится так, что фабрикант не примет вашего мужа обратно на работу после возвращения из тюрьмы, то пусть ваш муж тотчас же напишет по адресу, указанному на конверте.

Такие сознательные и мужественные рабочие, как ваш муж, нам нужны и здесь, в Брно, для участия в рабочем движении. Мы сделаем все, чтобы найти ему здесь работу.

С уважением и приветом,

Антонин Шабацкий».

— Ну, разве я не говорил вам, что мы не одиноки? Видите, о нас уже и в Брно товарищи знают! — радостно воскликнул отец, дочитав письмо.

— Нет, в мои молодые годы такого не бывало. Люди не стояли друг за друга, как теперь, — качал головой дедушка. Он был так растроган, что вытирал глаза платком.

Мать сказала:

— Это добрый человек — учитель Шабацкий. Я сразу по его глазам поняла, когда еще отводила Бобеша в школу в первый раз. Такой молодой — и уже такой умный!

— Да-да, — кивал дедушка, — сразу видно, что он из хорошей семьи, из рабочей семьи, и вот остался верным, не зазнался, не пристал к господам…

— Таких людей пока еще мало, но будет их все больше, и больше. Наши дети будут жить в другом мире, — сказал отец.

— Ты прав, парень. И от нас самих, конечно, зависит, чтобы им было лучше.

— Да, конечно, и от нас. Прежде всего от рабочих, от рабочего класса…

Стало уже совсем темно, и дедушка пошел зажечь лампу. Едва он ее зажег, как вернулся Бобеш. То-то было радости! Никакая, даже самая большая и самая богатая, елка не принесла бы Бобешу столько радости. Он долго висел у отца на шее, прижимаясь своей щекой к его лицу, и даже не жаловался, что отцовы усы его щекочут.

Глава 55 К ОТЦУ

В начале весны отец Бобеша действительно получил место истопника на одной из брненских фабрик. Правда, ему долго пришлось искать квартиру. И вот наконец, в одно светлое майское воскресенье, начался переезд к отцу в Брно.

Еще в субботу отправили в Брно мебель, и с мебелью уехал отец. Бобеш распрощался в школе со всеми соучениками и с учителем. Учитель попросил его на минутку задержаться в классе, получить табель. Но, отдавая Бобешу табель, учитель открыл ящик стола и вынул оттуда сверток:

— Вот, Бобеш, возьми от меня на память. Надеюсь, в Брно мы с тобой когда-нибудь еще увидимся. Я часто езжу туда к отцу и к матери.

Дома Бобеш распаковал сверток и был очень обрадован, найдя в нем книгу «Старинные чешские сказания» Алоиза Ирасека с прекрасными иллюстрациями. На титульном листе учитель написал:

«Моему милому ученику Бобешу на память.

Ярослав Шабацкий»

Бобеш посмотрел на надпись и еще больше обрадовался: на книге стояла подпись учителя с таким же самым росчерком в конце фамилии, как и на школьном табеле.

На вокзал их провожали Веймола с женой, Марушка, Гонзик и еще несколько ребят. Бобешу было очень грустно, по все-таки он радовался предстоящей поездке в Брно. Он хотел посмотреть этот большой, до сих пор ему незнакомый город. Он надеялся увидеть там много нового. Ведь отец рассказывал ему, какие там высокие дома, в пять этажей, и трамваи.

И все-таки на вокзале в душу Бобеша проникла какая-то непонятная тоска. Ему стало очень грустно, когда он подумал о том, что навсегда уже расстается с Гонзиком и Марушкой, своими лучшими друзьями. Когда подошел поезд и Бобеш стал прощаться с Гонзиком и Марушкой, ему захотелось плакать. А Гонзик только теперь, при расставании, вытащил из кармана тряпичную куклу и сунул ее Бобешу:

— Не бойся, возьми. Я ее не украл. Отец об этом знает. Он сам посоветовал мне дать тебе эту куклу. Отец еще сказал мне: «Дай Бобешу эту куклу на память — ведь на него „глупый Гонза“ немножко похож».

Это был тот самый «глупый Гонза», который так развеселил Бобеша во время рождества, когда пан Якубец показывал им пьесу о глупом Гонзе и безумной принцессе.

Бобеш был так рад, так его это растрогало, что и тут он едва удержал слезы. Но теперь, когда садились в вагон, плакали уже все: плакала мать, плакала бабушка, да и дедушка, когда он обнимался и целовался с Веймолой. Казалось, что это были уже не чужие люди, а родственники.

В купе мать открыла окно. Поезд тронулся, и они стали с Бобешем махать платками, пока не исчез перрон.

— Да-да! — вздыхал дедушка в поезде. — С сегодняшнего дня у нас опять начинается новая жизнь. Может, она будет все-таки получше…