Маленький Архимед - [2]

— Мы же порядочные люди, — говорила она. — Да разве я бы стала сдавать вам дом, если б он не был в отличном состоянии? Можете мне поверить.

И, не дав нам возможности вставить слово, она начала уверять, что наш сынишка — настоящий херувим и что она в жизни не видывала детей красивее. К концу беседы с синьорой Бонди мы твердо решили снять ее дом.

— Обаятельнейшая женщина, — сказал я, когда мы ушли. Элизабет не была столь твердо в этом уверена.

И тут началась история с насосом.

В первый же вечер после приезда мы включили мотор. Насос заурчал вполне профессионально, но вода из кранов в ванной не полилась. Мы с сомнением переглянулись.

— Вот она, твоя обаятельнейшая женщина! — подняла брови Элизабет.

Мы пожелали встретиться с хозяевами. Но старый джентльмен почему-то не мог нас принять, а синьора неизменно отсутствовала или же была нездорова. Мы посылали записки — они оставались без ответа.

Наконец мы обнаружили, что единственный способ связаться с хозяевами, живущими с нами в одном доме, — это спуститься вниз, во Флоренцию, и послать оттуда срочное заказное письмо. Они должны были дважды ставить свою подпись на квитанциях, а если заплатить на сорок сантимов больше, то им приходилось подписывать и третий, уличающий документ, который затем возвращался к нам. Это не то, что простое письмо или записка, тут уж не прикинешься, что почтовое сообщение не получено. Таким образом, мы наконец стали получать ответы на свои жалобы. Синьора писала их собственноручно и начала с заявления, что насос не работает совершенно естественно, так как цистерны пусты по причине засухи. Мне пришлось снова прогуляться три мили до почты и заказным письмом напомнить ей, что всего лишь в среду прошла сильная гроза и цистерны полны водой больше чем наполовину. На это пришел ответ: в контракте вода для ванной не гарантирована, если я в ней нуждался, то прежде, чем нанимать дом, надо было осмотреть насос. Новая прогулка в город, чтобы спросить живущую под одной с нами крышей синьору, помнит ли она, как заклинала нас довериться ей. В ответ на это синьора довела до нашего сведения, что не может иметь дело с людьми, которые пишут ей в таком грубом тоне. После чего я передал дело в руки адвоката. Через два месяца насос был заменен. Но наша леди сдалась лишь после того, как ей был вручен исполнительный лист. И стоило это недешево.

Однажды, в самом конце всей эпопеи, я встретил на дороге старого джентльмена, который прогуливал свою большую собаку — вернее сказать, собака прогуливала его. Ибо, куда она его тянула, туда старый джентльмен и вынужден был тащиться. А когда она останавливалась, чтобы обнюхать камень, поскрести землю и оставить у столба свою визитную карточку или прямой вызов, старый джентльмен покорно должен был дожидаться на своем конце поводка. Когда я проходил мимо, он стоял на обочине дороги в нескольких десятках метров от моего дома. Собака обнюхивала корни одного из близнецов-кипарисов, растущих у ворот фермы. Я слышал негодующее рычание животного: видно, запах наносил собаке смертельное оскорбление. Старый синьор Бонди ждал, стоя на поводке. Колени его под вспученными брюками были слегка согнуты. Он стоял, опершись на палку, и смотрел перед собой рассеянно и грустно. Белки старых, выцветших глаз желтели, как бильярдные шары. На сером лице из глубоких морщин выдавался нос, красный от хронического несварения желудка. Лохматые белые усы с пожелтевшими кончиками уныло свисали вниз. Черный галстук был заколот булавкой с крупным бриллиантом — не он ли и привлек некогда внимание будущей синьоры Бонди?

Подойдя ближе, я снял шляпу. Старик взглянул на меня рассеянно и, видимо, вспомнил, кто я такой, когда я уже прошел мимо.

— Постойте, — сказал он мне вслед. — Постойте.

И заторопился в мою сторону.

Собака, захваченная врасплох в самую неподходящую минуту, — она как раз отвечала на оскорбление, обнаруженное на корнях кипариса, — позволила рывком оттащить себя и последовала за хозяином. Она была слишком удивлена и подчинилась без сопротивления.

— Постойте!

Я остановился.

— Милостивый государь, — сказал старый джентльмен, ухватив меня за лацкан и самым неприятным образом дыша мне в лицо. — Позвольте мне принести свои извинения. — Он оглянулся, в страхе, что даже здесь его могут подслушать. — Я хочу принести свои извинения, — повторил он, — по поводу злосчастной истории с насосом. Уверяю вас, что если бы это зависело от меня, я бы все привел в порядок по первому требованию. Я с самого начала знал, что если дойдет до суда, то у нас нет ни малейшего шанса. Кроме того, я считаю, что к постояльцам надо относиться самым благородным образом. Но моя жена… — Тут он понизил голос. — Беда, в том, что все это доставляет ей удовольствие, даже когда она знает, что неправа и наверняка проиграет дело. Кроме того, осмелюсь сказать, она надеялась, что вам надоест просить и вы произведете ремонт за свой счет. Я с самого начала говорил, что надо уступить, но она и слушать не хотела. Ей это нравится, понимаете. Но теперь и она видит, что придется привести все в порядок. Дня через два-три вы получите воду. Но я подумал… Мне все-таки хотелось сказать вам, как…