Маленькие рыцари большой литературы - [9]
В Польше появление такого человеческого типа тесно связано с крахом идеологии позитивистов. «Идеалы героизма давно уже растоптаны, — писал Вильгельм Фельдман, — новые не родились, а во мраке, в хаосе множатся типы блуждающих, ищущих, больных, сомневающихся, бездомных бездогматцев».
Герой романа Сенкевича Леон Плошовский — последний потомок знатного дворянского рода, тонкий знаток и ценитель искусства, богатый, абсолютно бездеятельный и бесконечно сомневающийся: в общественных моральных устоях и науке, в друзьях, в женщинах и в себе самом. Его дневник, составляющий содержание романа, — это цепь патологических вывертов интеллекта. Не зря А.П. Чехов, не питавший особой любви к книгам Сенкевича, назвав «Без догмата» «вещью умной и интересной», добавил: «но в ней... много кокетства и мало простоты».
Прожив все тридцать пять лет своей жизни за границей, Плошовский сравнивает себя с «деревом, вырванным из своей земли и плохо пересаженным на чужую», и этим напоминает схожие рассуждения тургеневского Лаврецкого. В отличие от своих русских «собратьев», Леон не задаётся какими-либо великими целями: «Моё самопознание, — признаётся он, — докучает мне, не давая сосредоточиться и всецело отдаться одному делу».
Но беда Плошовского гораздо серьёзнее. Он не в состоянии не только заняться чем-нибудь достойным, но даже испытывать простые и прекрасные человеческие чувства.
«Я не чувствую к Лауре Дэвис ни капли привязанности и нежности, только восхищение шедевром красоты и физического влечения... В минуты внутреннего разлада я искал в её объятиях не только успокоения, но и унижения, и теперь злюсь на неё за это». Или: «Моё отношение к Лауре — наилучшее доказательство, что чувство, основанное только на увлечении внешностью, недостойно даже называться любовью. Впрочем, Лаура — исключение».
Лаура Дэвис — светская львица и искательница любовных приключений. Увлёкшись ею, Леон теряет Анельку, которую любит и которую прочат ему в жёны, советуя «не профилософствовать» своё счастье. Девушка выходит замуж за беспринципного коммерсанта Кромицкого, и тогда Плошовский вдруг решает вернуть её себе, пусть и ценой нравственного падения. Но даже с ролью соблазнителя справиться не может. И дело не только в высокой моральной чистоте Анельки, которую не убеждают софистические доводы Леона («Всё можно доказать рассуждениями, но, когда поступаешь дурно, совесть всегда твердит: „Нехорошо, нехорошо“, и ничем её не убедишь», — возражает она). «Будь Анелька и сейчас незамужем, я стал бы без конца анализировать свои чувства, — до тех пор, пока кто-нибудь не отнял бы её у меня», — признаётся себе Плошовский. Тогда, как компромисс, ему приходит в голову возможность платонической любви, но тут он понимает, что «платоническая любовь — бессмыслица, как несветящее солнце», что он «во имя любви жертвует любовью». Плошовского раздражает верность Анельки законному супругу: «Законнейший союз мужчины и женщины становится постыдным, если он не основан на любви». Надо признать, не без оснований он убеждён, что, «покоряясь этой законности, она себя позорит, опошляет». Когда же становится известно, что Анелька ждёт от мужа ребёнка, Плошовский в пароксизме негодования уезжает за границу. Там он встречает талантливую пианистку Клару Хильст, которая давно любит его. В дни тяжёлой болезни Леона Клара, жертвуя своей репутацией, поселяется с ним в отеле и выхаживает его. Сознаваясь себе, что не питает к женщине ответного чувства, Плошовский из благодарности предлагает
Кларе стать его женой. К облегчению читателей, Клара, понимая природу этого предложения, отказывается от него. Возвратившись на родину, Леон застаёт Анельку смертельно больной. А после её скорой кончины сам сводит счёты с жизнью.
За пять лет до работы над романом Сенкевич пережил кончину любимой жены. Болезнь Анельки описана скороговоркой — возможно, автору было тяжело вдаваться в подробности недуга героини, но в то же время нужно было использовать этот мотив, чтобы объяснить мотивы самоубийства Плошовского. Впрочем, ему хватило бы их и без того. Ведь Леон сам назвал себя человеком «вывихнутым»; мы бы сказали даже, что из всех известных нам «лишних людей» он — самый лишний. И о своём изощрённом самокопании сам же сказал он как нельзя более точно: «Так анализировать — это всё равно, что ощипывать цветок. Только губишь этим красоту жизни, а значит, и счастье, т.е., единственное, ради чего стоит жить».
Если в романе «Без догмата» Сенкевич показал измельчание личности, то в следующем произведении «Семья Поланецких» (1894) романист задался целью представить своеобразный антипод Плошовского. Стах Поланецкий — человек деятельный. Это самодовольный шляхтич, женившийся на благочестивой Марине Плавицкой. В голодное время он занимался спекуляцией «зерном, сахаром, лесом и чем попало» — даже имением жены. Стах изменяет Марине, но потом раскаивается, выкупает её поместье и, поселившись в нём вместе с супругой, ведёт благопристойную жизнь в лоне церкви, отбросив всяческие поиски веры и любви и «приняв те, которые Марина называет служением Богу и которые, должно быть, лучшие, коль скоро мир живёт ими почти две тысячи лет». Он становится образцом для окружающих. Таким видел своего героя автор. Иначе восприняли его современники. Польский литератор Цезарь Еллента назвал «Семью Поланецких» «апофеозом ограниченности, литературным и гражданским грехом против общества». А Чехов о «Семье Поланецких» писал так: «Семейного счастья и рассуждений о любви хоть отбавляй, а жена героя так глубоко предана мужу и так тонко „сердцем“ понимает Бога и жизнь, что в конце концов становится тошно и неприятно, как от мокрого поцелуя... Цель романа: убаюкать буржуазию в её золотых снах. Будь верен жене, молись с ней по молитвеннику, наживай деньги, люби спорт — и твоё дело в шляпе и на том и на этом свете. Буржуазия очень любит так называемые положительные типы и романы с благополучными концами, так как они успокаивают её на мысли, что можно и капитал наживать и невинность соблюдать, быть зверем и в то же время счастливым».
Книга петербуржского литературоведа С. Щепотьева «Диккенс и Теккерей» представляет собой очерк жизни и творчества двух ключевых фигур английского реализма XIX в. Автор рассматривает и непростые взаимоотношения этих писателей, а также некоторые вопросы русскоязычных переводов их произведений, убедительно доказывает насущность творчества английских классиков в наши дни.Для широкой читательской аудитории.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед вами не сборник отдельных статей, а целостный и увлекательный рассказ об английских и американских писателях и их книгах, восприятии их в разное время у себя на родине и у нас в стране, в частности — и о личном восприятии автора. Книга содержит материалы о писателях и произведениях, обычно не рассматривавшихся отечественными историками литературы или рассматривавшихся весьма бегло: таких, как Чарлз Рид с его романом «Монастырь и очаг» о жизни родителей Эразма Роттердамского; Джакетта Хоукс — автор романа «Царь двух стран» о фараоне Эхнатоне и его жене Нефертити, последний роман А.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».