- Где тебе, трусишка!
Так и остался Воробей - Воробьем. Захотел попробовать, да смелости не хватило.
АННУШКА
Пилюгину шестьдесят четыре года. Вечером он долго молится Богу, встает на колени:
- Не введи нас во искушение…
На кровати сидит Аннушка - сноха. Оттопыривает ворот у рубашки, смотрит за пазуху. Там, как яблоки на яблоне, висят чуть-чуть потемневшие груди с курносыми сосками. Не стесняется Аннушка - старый.
Пилюгин лежит на печи, выставив бороду. Глаза горят. Пелена, сотканная старостью, рвется, по телу бегают короткие обжигающие искры. Обнимают его белые Аннушкины руки - дышать становится трудно. Вздрагивает. Одиноко стоят позабытые свечи, иконы, лампады, церковь, земные поклоны, грехи и кладбище… Все заслонила безбожная Аннушка. Лезет под дерюжку и дразнит:
- Гляди.
Раскрывает глаза под дрожащими веками, щекочет, смеется, играет:
- Гляди.
Страшно Пилюгину. Прыгает с печи ослепший и - в сени. Пляшет, дрожит бородой на морозе, читает молитвы.
Аннушка будит к заутрене:
- Тятенька!
Лежит неподвижно.
- Тятенька.
Испуганно вскакивает. Хватает Аннушку за руку, бессвязно бормочет, как будто во сне:
- А? Что? Кто?
____________________
Утреня старая, длинная. На высоких подсвечниках в белых коленкоровых рубашках горят лампады, теплятся свечи. В носу щекочет кадильный дымок. Поют, читают, но сердце не слушает. Сердце не видит. Перед глазами - безбожная Аннушка.
- Грех, - думает Пилюгин. - Соблазн.
А грех - бессовестный. Смотрит в лицо и смеется:
- Гляди.
____________________
К обедне Пилюгин не идет. Ложится на Аннушкину постель, одевается Аннушкиным одеялом и мысленно обнимает Аннушку горячими помолодевшими руками. Раскрывается светлая бездна. Лезет старуха из могилы, становится сын поперек, но Пилюгин опрокидывает их, гасит свечи с лампадами, зажигает другие огни и видит только Аннушку - молодую, безбожную. В ней - Солнце и воздух, Земля и Небо и желание прожить еще шестьдесят четыре года.
Если хвалят тебя девяносто из сотни - уйди. Если скажет вся сотня восторженно:
- О-о-о!
Поступи подмастерьем к сапожнику:
- Ты - не поэт.
Если ж сотня озлобленных крикнет в лицо:
- Еретик! Сумасшедший!
Улыбнись.
- Читать тебя будут сто первые.
This file was created
with BookDesigner program
20.06.2008