Маленькие путешественники - [29]

Приподнявшись на локте, он отогнул ветви олеандрового куста, скрывавшие от него реку. То, что он увидел, так поразило его, что он чуть не вскрикнул от удивления и радости. Шагах в двадцати от него, посередине речки стояла молодая аравитянка и стирала белье, как стирают его везде в южном Алжире – топая по нему ногами. Это-то и был тот шум, который привлек внимание мальчика.

Лицо молодой женщины было открыто, на голове – черный тюрбан, из-под которого на ее плечи спадало белое покрывало; стройную фигуру скрывало темно-красное арабское платье, называемое хаик.

Если Жан был удивлен, увидев ее, то и она, в свою очередь, была не менее поражена, когда он вдруг вышел из олеандровых кустов. В первую минуту она даже испугалась и наклонилась было, чтобы подобрать белье и убежать. Но, разглядев, что тот, кто напугал ее, еще ребенок, остановилась. Умоляющий взгляд Жана окончательно успокоил ее, и она ласково улыбнулась ему, показав ряд прекрасных белых зубов.

Ободренный ее улыбкой, Жан подошел ближе и, забыв, что она не понимает его, стал умолять ее сжалиться над его братьями и не дать им умереть. Но, видя, что она не отвечает, а только смотрит на него удивленными глазами, он спохватился и, раздвинув ветви куста, указал ей на Мишеля и на Франсуа, все еще лежавших без чувств.

На этот раз молодая женщина поняла его. Оставив свое белье, она подбежала к детям, взяла на руки Франсуа и перенесла его на берег. Там, встав возле него на колени, она смочила ему лоб и виски, растерла руки и таким образом вскоре привела его в чувство. Он раскрыл глаза и, увидев склонившееся над ним доброе смуглое лицо, не только не испугался, но ласково улыбнулся молодой женщине, машинально обхватив ее за шею. Тогда она подняла его на руки и стала укачивать, как грудного ребенка, и Франсуа вскоре спокойно заснул. Осторожно положив его на траву, она подошла к Мишелю, около которого суетился Жан, также стараясь привести его в чувство. Когда мальчик очнулся, сострадательная женщина взяла спящего Франсуа на руки и, не разбирая дороги, пошла с ним к своему жилищу, сопровождаемая остальными двумя братьями.

Через некоторое время они встретили группу женщин в темных, ветхих одеждах и в черных тюрбанах, шедших к реке за водой. Все они были еще молоды, но сильный загар, покрывавший лица, старил их на несколько лет. Они были одеты не только некрасиво, но даже неопрятно. У некоторых из складок хаика, как из карманов, торчали различные предметы. Две или три из них шли с детьми, посадив их верхом на левое бедро и придерживая рукой.

Все эти женщины обступили маленьких пришельцев с неприязненным любопытством и раскричались на их покровительницу, очевидно, браня ее за проявленное сострадание. Но она, по-видимому, нисколько не разделяла их неудовольствия.

Пройдя еще немного, они встретили нескольких собак, больших и тощих, с торчащими вверх ушами, с острыми мордами и лисьими хвостами. Собаки залаяли на них, особенно на Али, но аравитянка прикрикнула, и они убежали.

Наконец они подошли к довольно крутой возвышенности, по одному из склонов которой лепились, возвышаясь один над другим, домики из глины. Это было селение Эдиса – маленькая горная деревушка, состоявшая всего из нескольких мазанок, с узкими извилистыми переулочками между ними.

Появление детей в селении не произвело такого впечатления, какое можно было бы ожидать. Немногие туземцы, которых они застали у крайних домов, сидели на корточках, по-видимому, изнемогая от жары, и едва приподняли голову, чтобы посмотреть на пришельцев. Но по мере того, как они пробирались дальше, впечатление это становилось сильнее. Нагие ребятишки, увидев их, с визгом разбегались, а женщины с беспокойством выглядывали из домов и тут же прятались.

Молодая аравитянка остановилась в конце узенького переулочка, отперла калитку и вошла в маленький дворик, на который выходило ее жилище. В домике молодая женщина положила проснувшегося Франсуа на ковер и, отодвинув решетку, служившую дверью, прошла в соседнюю комнату. Через минуту она вернулась с несколькими пшеничными лепешками, испеченными на меду, и с небольшой связкой свежих фиников. Все это она раздала детям, которые с жадностью набросились на предложенное им угощение. Между тем из соседней комнаты вышла пожилая женщина в сопровождении двоих ребятишек – мальчика в рубашке и в бурнусе и девочки в желтом платьице с черными полосками. Дети подошли к маленьким пришельцам и начали с любопытством их рассматривать, тогда как старуха резким, неприятным голосом принялась говорить что-то молодой женщине, чаще всего повторяя слова «Урида» и «Али-бен-Амар». Жан догадался, что их покровительницу зовут Уридой и что старуха бранит ее за то, что она привела их сюда, грозя ей гневом Али-бен-Амара, вероятно, хозяина дома. Но добрая Урида, похоже, нисколько не робела перед старухой и отвечала ей очень решительно. Женщины долго спорили, а маленькие Кастейра с беспокойством прислушивались к их разговору, ничего не понимая и гадая, чем все это кончится. Наконец злая старуха, исчерпав все свои доводы или, вернее, выбившись из сил от крика, замолчала и ушла в соседнюю комнату. Урида вышла за ней и увела с собой детей.