Маленькие пленники Бухенвальда - [14]

Во всем виноваты фашисты. Илюшу они схватили на базаре, куда он пришел выменять картошки. Мать в то время лежала больная.

Илюша ходил по базару среди унылой толпы и напевал, чтобы не было так скучно. А к песням его прислушивались. Людям они напоминали то недавнее время, когда они были счастливы. Кое — кто утирал слезы… И Илюша запел громко строевую песню, которую он выучил у красноармейцев, в военном городке. Отец его был командиром Красной Армии.

По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед,

Чтобы с боем взять…

Но тут с ним случилось то же самое, что с юным барабанщиком, не успевшим до конца пропеть свою песню. Правда, мальчика не сразила пуля. Его схватил в охапку немецкий солдат и бросил в крытую машину. И что только тогда творилось на базаре — вспоминать Илюше страшно. Не он один попал в черный фашистский фургон.

Дядя Яша объявил перемену, когда старый учитель устало сел на скамейку.

Перемена! Как весело она проходит в советских школах!

Совсем не то в подпольной школе. Дядя Яша предупредил ребят, чтобы все было тихо, как в обычное время. Да они и сами понимали: шум, крики могут привлечь внимание эсэсовцев. Некоторые ребята остались сидеть на скамейках, другие, тихо переговариваясь, прогуливались по бараку.

Петька ходил вместе с Илюшей. И, несмотря на то, что желудки у них ныли от голода, два друга были настроены весело: в жизни у них произошло большое событие, особенно у Илюши. Желание учиться так сильно, что его можно сравнить лишь с мечтой быть сытым.

Вспомнив свой разговор с Митей, Владеком и французом Жаном, Петька неожиданно спросил:

— Как ты думаешь, Илья, когда человек счастливым бывает?

Илюша не сразу понял Петьку.

— Ну, понимаешь, что бы ты хотел сильнее всего…

— Мне сильнее всего хочется сейчас уехать домой к маме, папе и бабушке. Я хорошенько поем, а потом пойду в школу.

И тихонько добавил:

— Буду учиться очень хорошо…

И вдруг, как тогда ночью, он начал потихоньку всхлипывать.

У Петьки острой иглой кольнуло сердце.

— Ну, это ты зря, — пытался он успокоить. — Слышал, что говорил учитель? Придет время — мы все будем дома. Наши фашистов почем зря бьют. Сейчас они назад, за Киев, откатились. То ли еще будет. Набьем мы им морду. До ихнего Берлина дойдем. Твой отец тоже дойдет до Берлина.

— А может, он и сюда придет! — оживился Воробушек.

— Конечно! Прийдет сюда с бойцами, всех эсэсовцев перебьет и нас освободит. Ты только не плачь больше.

— Не буду.

Дежурный объявил о начале следующего урока. Все быстро расселись и приготовились слушать.

Илюша вспомнил о своей четвертинке хлеба и пощупал ее рукой.

Все острее края корки, а середина продавилась, осела. «Надо бы съесть на перемене, — подумал мальчик, глотая слюну. — Нет, хорошо, что не съел. До ужина еще далеко. Съем на второй перемене». И он вынул руку из кармана.

— Ну, а теперь, ребята, приготовьте тетради и карандаши, — сказал учитель, ласково оглядев своих учеников выцветшими, усталыми глазами. — Будем учить буквы.

Он взял кусочек мела и подошел к доске, которую Петька принес из спальни. Бледная, худая рука старика немного дрожала. Он неторопливо, старательно вывел первую букву.

— Это буква А. Повторяйте за мной.

— А-а-а, — протянули негромко дети.

Потом на доске появилось еще несколько букв. Ребята не только повторяли их названия вслед за учителем, но и записывали в тетрадках. Чем не настоящая школа?

Занятия шли успешно.

Написав в тетрадке очередную букву, Илюша горделиво оглянулся в сторону Петьки. Но того почему-то на месте не оказалось.

Куда он вдруг пропал?

На сторожевых вышках, окружающих Бухенвальд, как всегда, день и ночь стояли часовые — эсэсовцы, вооруженные автоматами. Спокойно пил коньяк в своем кабинете начальник лагеря. Если бы знали они, что в восьмом блоке русские дети изучают грамоту!

Не узнают! У входа в барак дежурят надежные ребята.

Сейчас стоял на часах Петька Блоха. Вернее, он не стоял, а потихоньку похаживал, беря в руки то метлу, то скребок. Возле барака уже ни одной соринки не осталось, а он все наводил чистоту и зорким глазом поглядывал вокруг, не грозит ли опасность. Особенно внимательно Блоха следил за главными воротами лагеря.

Вот в лагерь через железную арку прошел эсэсовец. Петька провожает его взглядом и старается угадать, куда пойдет немец. «Наверное, в ревир[9] или в свинарник».

«Свиньями любоваться!..»

Вот через ворота прошел еще один. Этот быстрыми шагами направился к кухне. «Жрать захотел».

Эсэсовцы могли появиться отовсюду. Вывернется какой-нибудь из-за угла барака — и тут нужно не прозевать. Помедлишь немного, растяпишь рот — ну и беда случится, не успеют в бараке вовремя спрятать классную доску и все остальные ученические принадлежности.

БУХЕНВАЛЬДСКИЕ СОЛОВЬИ

Воскресенье…

В этот день все команды лагеря работали до двенадцати часов.

Колонны заключенных возвращались в бараки. Медленно брели уставшие люди. В хвосте каждой колонны покачивалось несколько носилок с мертвыми. Так ежедневно. Люди падали замертво от непосильной работы. Многих по малейшему поводу пристреливала охрана.

Тянулись и тянулись колонны через главные ворота лагеря, возле которых стояла кучка музыкантов-невольников. Они играли визгливый немецкий марш. Эта неуместная музыка была дополнением к издевательствам.