Маленькие грязные секреты - [5]

Еле-еле.

Таков ее традиционный ответ. Предельно лаконичный, но большего и не требовалось. Сэл еще разок проверит ее состояние вечером перед сном. Он знал, что худшими для нее стали утренние и вечерние часы: именно в них ей хуже всего удавалось мириться с реальностью ее нынешней жизни.

Вторая половина семейной кровати пустовала. Несмятая подушка и простыни. Прошлой ночью Дерек с ней не спал. Он опять уехал из города по делам. И она понятия не имела, когда он вернется. Дерек забыл сообщить ей об этом вчера, когда уезжал, а Марин забыла спросить.

Прошло уже четыреста восемьдесят пять дней с того времени, когда она потеряла Себастиана.

Это означало, что уже четыреста восемьдесят пять вечеров Марин не купала своего сына, не надевала на него чистую пижамку, не укладывала в кровать и не читала вечерние сказки. Она пережила четыреста восемьдесят пять утренних пробуждений в тихом доме, лишенном детского смеха, топота ножек и призывных криков: «Мамочка, помоги!» — доносившихся из коридора возле ванной. Четырехлетний малыш, конечно, уже полностью освоил горшок, но ему пока не удавалось как следует справляться с основными навыками личной гигиены.

Четыреста восемьдесят пять суток сплошного ночного кошмара.

Начинался очередной приступ паники. Целую минуту Марин старательно делала упражнения на глубокое дыхание, которым ее научил психотерапевт. Ни о каком нормальном существовании, безусловно, не могло быть и речи, однако, она научилась лучше притворяться. И, главное, перестала пугать людей. Уже четыре месяца прошло с тех пор, как Марин смогла вернуться к работе. Привычный рабочий режим пошел ей на пользу; благодаря ему она выходила из дома и проводила день на работе, что давало ей повод думать не только о Себастиане.

Свесив ноги с кровати, Марин приподнялась на локте — и тут же сморщилась от острой пульсирующей боли в висках. Проглотив таблетки антидепрессанта и поливитамина, она запила их остатками теплой воды и минут через пять направилась в душ. Спустя сорок пять минут вышла из ванной уже полностью одетой, с идеальной, стильной прической и искусно наложенным макияжем. Теперь Марин чувствовала себя лучше. Ненамного, разумеется — ведь ее ребенок до сих пор не найден, и это всецело ее вина, — но в такие моменты ей, по крайней мере, не казалось, что она болтается над пропастью на быстро разматывающейся тонкой нити. И сейчас как раз нащупала подобие твердой почвы под ногами, расценив такое состояние как своеобразное достижение.

…Этот день пролетел быстро. Четыре стрижки, двойной покрас[7], балаяж[8] и собрание персонала, где она только присутствовала, но проводила его Сэйди. Повышенная до генерального менеджера сразу после рождения ребенка, теперь она управляла повседневными делами всех трех салонов. Марин с трудом могла представить, что потеряет Сэйди до того, как все случилось с Себастианом; а после того такая мысль стала невыносимой. Она могла лишь слоняться по дому, погружаясь в свое несчастье, что и делала целый год, пока Дерек и ее психотерапевт не начали упорно твердить, что пора уже вернуться к работе. Марин все еще контролировала ситуацию — салоны, в конце концов, принадлежали ей, — но в основном вернулась к работе ради стрижки и окрашивания волос избранной группы давних клиентов, известных как VIP-персоны. Все они были до абсурда богаты. Избранные мелкие знаменитости готовы платить по шесть сотен долларов в час за то, чтобы прическу им сделала лично Марин Мачадо. Потому что она успела завоевать популярность. Ее стилистические решения рекламировались в модных журналах типа «Вог», «Алюр» и «Мэри Клэр». Марин Мачадо стала крутым, модным стилистом. «Погуглив» ее имя, можно обнаружить фотографии трех самых знаменитых Дженнифер — Лопес, Лоуренс и Энистон, — в общем, тех актрис, с волосами которых она работала лично, хотя теперь статьи о ее работе уступили место новостям об исчезновении Себастиана и о крупномасштабных поисках, правда, не увенчавшихся успехом. Жалобам на особое отношение к ней и Дереку со стороны полиции, потому что Дерек тоже принадлежал к бизнес-элите, и они, будучи состоятельной парой со связями, водили дружбу с шефом полиции (что сильно преувеличено — в полиции едва знали Марин, разве что видели ее на нескольких ежегодных благотворительных мероприятиях), и слухам о том, что Марин пыталась покончить с собой.

Теперь она стала своего рода поучительной историей.

Благодаря содействию Сэйди она удержалась на плаву, а занятие любимым делом пошло на пользу. Марин любила создавать новые образы и именно на своем рабочем месте, щелкая ножницами, смешивая цвета и окрашивая пряди волос, ощущала полноту и гармонию жизни. Она достигла высот в парикмахерском искусстве — идеальном сочетании мастерства и химии.

В ее кресле сейчас сидела женщина по имени Аврора. Давняя клиентка, вышедшая замуж за бывшего игрока бейсбольной команды «Сиэтл маринерс». Ее натуральные черные волосы начали седеть, и за несколько последних посещений ее удалось превратить в блондинку. Авроре хотелось, чтобы ее лицо обрамляла светло-платиновая шевелюра, якобы «выгоревшая под морским солнцем», но ее волосы давно стали сухими, тонкими и истощенными. Марин решила вручную обработать их щадящим осветлителем, смешанным с восстанавливающим бальзамом. Когда волосы клиентки посветлели до бледно-желтого оттенка, похожего на внутреннюю сторону банановой кожуры — время окраски занимало от десяти до двадцати пяти минут, в зависимости от множества различных факторов, — Марин вымыла ей волосы и не более чем на три минуты наложила фиолетовый тонер, для создания идеального светло-золотого оттенка.