Маленькие дети - [50]

— Зачем же ты так?

— Не знаю. Наверное, был не в настроении.

Без всякой видимой причины Ларри вдруг до упора выжал педаль газа и понесся по Плезант-стрит так, словно пытался кого-то догнать. Его минивэн оказался на удивление приемистым, и уже через две секунды спидометр показывал сто десять километров. К счастью, на следующем перекрестке работал светофор, и Ларри дисциплинированно затормозил, когда загорелся красный. Тодд едва не ударился носом о приборную доску, но все-таки вздохнул с облегчением.

— Поэтому сейчас я в полной жопе, — продолжил Ларри как ни в чем не бывало. — Вот-вот начнутся адвокаты, права опеки, алименты и прочее дерьмо. А потом она выйдет замуж за какого-нибудь придурка, и он будет растить моих детей. Так и надо таким мудакам, как я.

— Может, все еще наладится? Можно обратиться к семейному психологу.

— Мы все уже перепробовали. Больше ничего не осталось.

На светофоре загорелся зеленый, и Ларри тронулся с места. Теперь он ехал медленно и неуверенно, как будто совсем не знал этот район. Тодд очень устал, и от выпитого виски начинала болеть голова. Он старался и никак не мог найти какую-нибудь тему для беседы, которая не касалась бы семейных проблем Муна. На самом деле ему хотелось поговорить о Саре, и об их удивительных отношениях, и о том, как легко и гармонично они вписались в привычный ритм его жизни — утро и вечер принадлежат семье, а весь день — только ей, — но он сдержался, решив, что Ларри сейчас не самая подходящая аудитория для подобных признаний. Вдруг он вспомнил о происшествии, которое и так собирался упомянуть в разговоре с Муном.

— Слышал, что учудил этот извращенец? Пришел искупаться в городском бассейне.

— Что?! — Забыв про дорогу, Ларри всем корпусом развернулся к Тодду. — Кто тебе сказал?

— Я сам видел. Это было как раз в самую жару.

— В городском бассейне? Да там же всегда полно детишек! И мои мальчики туда ходят.

— Это было всего один раз. Сомневаюсь, что он решится это повторить.

Ларри продолжал трясти головой и вполголоса ругаться так, будто случилось что-то очень серьезное и непоправимое. Еще до того, как он выжал газ и круто вывернул руль влево, выполняя классический полицейский разворот, Тодд успел пожалеть о том, что у него не хватило ума промолчать.

* * *

Последнее время Кэти почему-то часто вспоминала тот давний день, когда она впервые смутно почувствовала, что в будущем их с Тоддом пути могут пересечься. Это случилось на предпоследнем курсе колледжа, весной, на лекции по социологии американской семьи.

Конечно, проучившись в небольшом колледже уже два с половиной года, они немного знали друг друга. Встречаясь на территории кампуса, они обменивались вежливыми улыбками и иногда даже парой вымученных фраз, как люди, живущие в одном мире, но по молчаливому согласию решившие не сближаться.

По крайней мере, Кэти приняла такое решение еще на первом курсе. Она слышала восторженные отзывы об этом красавце футболисте в самый первый вечер в общежитии, когда с тремя соседками по комнате они полночи не спали и сравнивали свои впечатления от новых знакомств. Названное кем-то имя Тодда было встречено общим мечтательным вздохом.

— Господи, ты его видела?

— Кака-ая лапочка!

— Правда, он похож на модель Кельвина Кляйна? — спросила у Кэти дружелюбная девушка Эмми. — Ну, на того блондина?

Кэти только пожала плечами. В комнате она оказалась единственной, кто еще не видел великолепного и, похоже, вездесущего Тодда. Эмми задумчиво сощурилась.

— А знаешь, — она смотрела прямо на Кэти, — он должен стать твоим парнем. Вы оба — самые красивые студенты на курсе, и из вас получится отличная пара. Правда ведь? — Она оглянулась на остальных девушек.

Все согласились, и с тех пор ничего не ведающий Тодд был заочно назначен бойфрендом Кэти. «Я видела сегодня твоего Тодда», «твой Тодд ходит в нашу лабораторию» — слышала она то и дело.

Но Кэти хватило всего одного разговора на вечеринке, состоявшейся пару недель спустя, чтобы твердо решить, что Тодд никогда не станет «ее парнем». Он был действительно очень хорош собой, но показался ей тогда не столько личностью, сколько идеальным воплощением типа красавца спортсмена, переставшего пленять ее еще в школе. Она не для того поступила в колледж, чтобы и здесь тратить время на футболистов с квадратными подбородками и словом «успех», печатными буквами написанным на лбу.

Нет, Кэти уже осточертели эти самодовольные атлеты с их вечным хвастовством и подробными отчетами о вчерашнем матче. Она мечтала влюбиться в небритого бунтаря-художника или дерзкого интеллектуала, который помог бы ей по-новому открыть мир и собственную индивидуальность, о чем ее безмозглым школьным кавалерам не дано было даже мечтать.

К концу первого курса Кэти уже примерила на эту роль и джазового гитариста, и художника-абстракциониста, и вечно обкуренного фотографа, и будущего антрополога, автостопом объездившего всю Австралию. Сначала каждый из них казался по-своему интересным, но когда очарование новизны изнашивалось, Кэти всякий раз приходилось с горечью признать, что представителей богемы столь же мало интересует ее внутренний мир, как и бывших приятелей-футболистов. Они упорно не желали тратить время, обсуждая с Кэти историю искусств или культуру аборигенов. Все они хотели только одного — как можно быстрее напоить ее и затащить в постель.