Маленькая торговка спичками из Кабула - [22]

Шрифт
Интервал

Атмосфера на Чикен-стрит всегда напряженная. Банды уличных мальчишек сражаются за нескольких прохожих-иностранцев, которые уже сто тысяч раз пожалели, что решили пойти по этой улице! Продавцы прогоняют нас с улицы, обвиняя в том, что мы своими приставаниями отпугиваем покупателей. Мальчишки пользуются этой толкотней, чтобы что-нибудь стащить. Продавцы об этом знают, но, мне кажется, они предпочитают, чтобы их время от времени обворовывали понемножку, чем один раз, но по-крупному. Здесь все друг друга знают, все друг с другом уже тысячу раз ругались, но каждый день в один и тот же час они вновь встречаются всё на том же месте. Потому что ни у кого нет другого выбора. Но Билал и Ахмед не из таких. Они работают сплоченно, в паре, несмотря на неудачные дни и ссоры с другими мальчишками.

Самоотверженность этих мальчишек меня воодушевляет, и я продолжаю путь. Я выхожу на центральную улицу Шараи-Ансари. Иду по правой стороне, оставляя позади многоэтажные дома, которые стали покрывать стеклом, чтобы скрыть их ветхость под этим дешевым прозрачным лаком. Я не люблю Шараи-Ансари. На этой улице всегда полно попрошаек. Дети постоянно пристают и просят дать хоть один афгани. Женщины в паранджах с больными детьми протягивают больничные рецепты, прося денег на лечение. Инвалид без рук и без ног каждый день сидит на одном и том же месте. На нем черный тюрбан и белая майка, из-под которой виднеются мускулы. Для него выражения «с распростертыми объятиями» просто не существует. Он передвигается, раскачивая грудь вперед-назад и упираясь в землю обрубками рук. И летом, и зимой. Еще здесь есть слепой старик: его сынишка лавирует между машинами, машинально стучит в окна и просит денег. Еще несколько мальчишек суют прохожим под нос зерна чапанди[20], тлеющие в консервной банке, подвешенной к обрубку железного лома. По поверью, их едкий запах отгоняет злую судьбу. От него меня сразу же начинает тошнить. Я всегда довольно грубо отгоняю поджигателей чапанди.

Дойдя до конца улицы, я поворачиваю налево и выхожу на площадь Шерпур. Передо мной вход в министерство внутренних дел, возле которого стоят старинные пушки. В центре перекрестка — полицейский, которого я очень хорошо знаю. Он похож на клоуна или на марионетку. Увидев меня, он со всей силы дует в свисток, этот пронзительный свист как нельзя лучше вписывается в дуэль двух машин, которые затеяли сражаться друг с другом в святую пятницу. Я иду дальше, в знак благодарности небрежно помахав полицейскому правой рукой. Прямо передо мной — дипломатический квартал. Десять часов утра, я уже прохожу через первые заграждения. Это место называется «квартал стен». Тяжелые бетонные тумбы против терактов смертников, колючая проволока, чтобы никто не мог войти, квартал все время находится под наблюдением военных. Автомобили въезжают сюда по пропускам. Это первый показатель того, что в Кабуле становится небезопасно. Это такой механизм: чем больше в городе терактов, тем больше бетонных тумб появляется на улицах, тем больше дорог перегораживается. Рядом с лицеем Амани я встречаю свою сестру Бассиру. Она торговала здесь ранним утром, теперь я сменю ее. Бассира младше меня на год. Мы похожи, как близнецы, только движения у нее более резкие, нервные и агрессивные. Бассира очень веселая. Она ничего не принимает близко к сердцу. Работа на улице для нее всего лишь роль, которую она играет. У нее даже есть сценический псевдоним. Ее называют Ариана. На улицах Ариана отшлифовывает свою роль. Квартал, по которому она ходит взад-вперед, — замечательные декорации. Прохожие — безучастные зрители. Но Ариана не хочет признаться себе в том, что не справляется с этой ролью из-за своей наивности.

23

«Мой дорогой»

Жаан. Это одно из моих любимых слов. Я хорошо чувствую красоту языка, особенно ритм слов. Я люблю слова однородные, круглые. Люблю, когда они щелкают и разбиваются вдребезги. Жаан — это нежное и открытое слово. Чтобы его произнести, нужно широко открыть рот.

Губы должны быть немного выставлены вперед, как будто в ожидании поцелуя. А язык должен сильно удариться о нижние зубы. Жаан…

Это слово ставится после имени, в знак любви и уважения. Его хочется растягивать. Жаан. И повторять. Жаан. Оно делает фразу ритмичной. Наверно, это слово, которое в Афганистане в течение дня повторяют чаще всего. Четыре буквы, чтобы выразить нежность. Четыре буквы — неважно для какого рода — женского или мужского. Жаан — это самое общее слово для всех афганцев. В каждом предложении оно напоминает нам о взаимном уважении, об уважении, которое мы должны испытывать к своим близким.

Наверно, я так чувствительна к музыке языка потому, что мы в школе часто слушаем монотонное чтение Корана. Я обожаю мою учительницу религии. Она нежная, как мед, и красивая, как жасмин. Это единственное арабское выражение, которое я помню. Мадмуазель Фарида носит зеленый костюм: длинную юбку и слегка обтягивающий пиджак. На голове у нее черный платок с вышивкой, подчеркивающей линию лба там, где уже растут волосы. Это один из тех редких уроков, на которых работает весь класс. Когда она входит, мы, все тридцать три девочки, поднимаемся как одна и хором приветствуем ее традиционным «салам аллейкум». С религией не шутят. Когда мадмуазель Фарида начинает говорить, мне хочется закрыть глаза и отдаться во власть ее слов, которые, словно в невесомости, плавают в моем ватном сознании. У нее такой чистый голос, немного хриплый, но не грубый. У нее есть легкий акцент. Я думаю, она из Эрата — крупного города на западе, граничащего с Ираном. Когда она начинает читать Коран, меня обволакивает какое-то блаженство. Я не все понимаю и часто коверкаю арабские слова, которые трудно произносить. Но это делает язык еще более привлекательным. Уроки религии заставили меня начать писать стихи. Я пишу их тайком, дома по вечерам или рано утром, когда все спят. Маме не нравится, когда она видит, что я что-то пишу. Она не умеет читать и поэтому все время думает, что я пишу что-то плохое. Иногда я читаю свои стихи сестрам, они хвалят меня. Вот последнее из моих стихотворений: «Я ничего плохого не сделала в этом мире. Я только попросила у Бога прощения. Я посмотрела на Него, вот и все, что я сделала плохого». Я пишу много стихов. Это маленькие истории из трех строк. Меня часто вдохновляют какие-нибудь события. А иногда я просто подбираю слова по созвучию. Я пишу одним разом, без зачеркиваний. Иногда я просыпаюсь посреди ночи оттого, что меня мучит какое-нибудь слово. И я приберегаю его в каком-нибудь укромном уголке своей головы для нового стихотворения. Я всегда пишу в одной и той же тетради. Перечитывая свои стихи, я понимаю, что это дневник моих чувств. Я пишу о любви, об уходящем времени, о политике. Мне хочется, чтобы слова звучали. Чтобы они пронзали чистую страницу. Чтобы они нарушали все правила приличия. Мой любимый поэт — Руми


Рекомендуем почитать
Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Что тогда будет с нами?..

Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..


Цыганский роман

Эта книга не только о фашистской оккупации территорий, но и об оккупации душ. В этом — новое. И старое. Вчерашнее и сегодняшнее. Вечное. В этом — новизна и своеобразие автора. Русские и цыгане. Немцы и евреи. Концлагерь и гетто. Немецкий угон в Африку. И цыганский побег. Мифы о любви и робкие ростки первого чувства, расцветающие во тьме фашистской камеры. И сердца, раздавленные сапогами расизма.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Тиора

Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.


Все уезжают

Никогда еще далекая Куба не была так близко. Держишь ее в руках, принюхиваешься, пробуешь на вкус и понимаешь, что тебя обманули. Те миллионы красивых пляжных снимков, которые тебе довелось пересмотреть, те футболки с невозмутимым Че, те обрывки фраз из учебников истории — все это неправда. Точнее, правда, но на такую толику, что в это сложно поверить.«Все уезжают» Венди Герры — это книга-откровение, дневник, из которого не вырвешь страниц. Начат он восьмилетней девочкой Ньеве, девочкой, у которой украли детство, а в конце мы видим двадцатилетнюю девушку, которая так и не повзрослела.


Джихад: террористами не рождаются

Журналистское расследование — то, за чем следят миллионы глаз. В основе его всегда сенсация, событие, которое бьет в спину из-за угла, событие-шок. Книга, которую вы держите в руках, — это тоже расследование, скрупулезное, вдумчивое изучение двух жизней — Саида и Даниеля. Это люди из разных миров. Первый — палестинский подросток, лишенный детства, погруженный в миллиард взрослых проблем, второй — обычный немецкий юноша, выросший на благодатной европейской почве, увлекавшийся хип-хопом и баскетболом. Но оба они сказали джихаду «да».Не каждый решится посмотреть в лицо терроризму, не каждый, решившись на первое, согласится об этом писать, и уж тем более процент тех, кто сделает из своего расследования книгу, уверенно стремится к нулю.


История Икбала

«История Икбала» — роман о жизни Икбала Масиха, пакистанского мальчика, отданного в рабство и ставшего активистом и правозащитником. Икбал — двенадцатилетний подросток, который знал, что его жизнь стоит больше, чем самый красивый ковер, что бесконечные цепочки детей, трудящихся без отдыха у станков, — это неправильно и что есть способ остановить насилие. Он был убит в 1995 году в возрасте двенадцати лет.История Икбала Масиха рассказана от лица Фатимы, пакистанской девушки, чья жизнь изменилась благодаря мужеству Икбала.


Жизнь в красном

Йели 55 лет, и в стране Буркина-Фасо, где она живет, ее считают древней старухой. Она родилась в Лото, маленькой африканской деревушке, где ее роль и женские обязанности заранее были предопределены: всю жизнь она должна молчать, контролировать свои мечты, чувства и желания… Йели многое пережила: женское обрезание в девять лет, запрет задавать много вопросов, брак по принуждению, многоженство, сексуальное насилие мужа.Ложь, которая прячется под видом религиозных обрядов и древних традиций, не подлежащих обсуждению, подминает ее волю и переворачивает всю жизнь, когда она пытается изменить судьбу и действовать по велению сердца и вопреки нормам.