***
– Ее там нет.
– Шутишь.
– Она ранена; удрала, оставив два пальца в стене.
– Что?
– Старик ей оттяпал два пальца.
– Что же, так и ушла без пальцев?
– Не без ног же!
– Это верно...
– Та еще штучка, а?
– Да уж, лучше иметь ее в постели, чем в противниках.
– Одна против всех, Рэмбо в юбке.
Обрывки фраз в расходящейся толпе. Жюли благополучно выбралась из квартала, сумев избежать встречи с полицией, которая вела на каждом углу тщательный досмотр, прочесывая всех и вся. Усиленные наряды, вой сирен и несчастные японцы, проклинающие тот день, когда они поселились в тихом уголке, ограниченном улицами Пирамид, Сент-Оноре и Сен-Рок, в надежде спастись от насильственной смерти.
Жюли отправилась на улицу Риволи, где она оставила свою машину с полицейским удостоверением под запотевшим лобовым стеклом. Она одолжила ее у одного совсем молоденького полицейского: «GTI-205», с двумя красными полосами, как и ее кроссовки. Настрой у нее сейчас был такой: махнуть на кольцевую дорогу, жать на газ до отказа и крутиться, крутиться, до тех пор пока не поймет. Пока она не поймет, что это за тип. Совершенно случайно у нее в барабане осталась одна пуля. Как раз для него. Для того, кого она совсем не знала. И все же она могла сказать о нем больше, чем все те легавые, что только что сидели в осаде. Что же такое особенное ей было известно? Жюли принялась перечислять.
Во-первых, Жюли знала, что это он убил Шаботта, после того как она устроила министру допрос, потому что ей надо было его только допросить.
Во-вторых, Жюли знала, что он убил Готье, после того как она расспросила Готье, потому что ей достаточно было его ответов.
В-третьих, Жюли знала, что на каждом месте своего очередного преступления он оставлял улики, указывающие на нее: «BMW», которую она взяла напрокат и которую он оставил неподалеку от Булонского леса, где нашли Шаботта; «ауди», которую она взяла напрокат и которую он оставил у входа в парк Монсури рядом с улицей Газан, где обнаружили труп Готье.
Жюли знала, что он идет за ней по пятам, след в след, бампер в бампер, отправляясь на каждое из своих преступлений на одной из оставленных ею машин. Жюли знала, что он раскусил все ее переодевания: итальянка, гречанка, австрийка и даже полицейский инспектор в штатском. Он знал ее тайники, ее костюмы, ее уловки, ее машины, все, вплоть до того, что и когда она собирается делать. Он ее знал, он знал Жюли, одного этого уже было достаточно. Он знал ее и хотел свалить именно на нее вину за эту бойню, цели которой она не понимала. Может быть, он хотел помешать ей узнать что-то от тех, кого она расспрашивала? Но это просто нелепо, потому что он убирал их как раз после того, как она их расспросит.
Так размышляла Жюли, направляясь к машине своего задиристого полицейского. Кто это? Что ему нужно? И как далеко он способен зайти?
И потом, вот сейчас, в этот момент, была ли она все еще безутешной вдовой или уже вновь превратилась в журналистку на охоте? «Этот вопрос наверняка заинтересовал бы Бенжамена», – подумала Жюли. Почему, например, ей не подойти к первому же попавшемуся полицейскому и не объяснить, в чем дело? Национальная полиция села ей на хвост, преследуя ее за убийства, которых она не совершала. Ей стоило лишь предъявить дивизионному комиссару Аннелизу свои десять пальцев, целые и невредимые, и ее невиновность была бы доказана. Ее неопровержимые два пальца. Вместо этого Жюли предпочла сделаться живой мишенью в городе, запруженном молодцами, у которых было разрешение убить ее на месте без предупреждения. Хуже того, пустившись в погоню за этим убийцей, она сбила со следа ищеек Аннелиза. Настоящий убийца Бенжамена мог, таким образом, спокойно улизнуть, пока они преследуют Коррансон.
Так вдова или журналистка? Это сердцебиение, что это, Жюли, приглушенные рыдания или нетерпение гончей? Оставь меня, Бенжамен, будь добр! Дай мне сделать свое дело... Твое дело? Да, мое дело, Бенжамен, прийти первой! «Чтобы журналисты оказались первыми хоть где-нибудь! Шутишь? Частные расследования? Бог мой, – не унимался Бенжамен, – да все, на что вы способны, – вся ваша журналистская братия, – это трясти несчастных полицейских, выклянчивая свежие факты! Вот и все ваши информаторы! Нет, конечно, строго конфиденциально, своих не выдаем! Вы лишь посредники, Жюли, почтовые лошадки, вы слово в слово записываете все, что наговорит вам следователь; свобода информации, слышали, как же!» Бенжамен и Жюли... единственный повод для перебранки... которая вылилась в настоящий скандал.
К тому моменту, когда Жюли появилась на улице Риволи, она уже успела дойти до белого каления, ведя этот ожесточенный спор с Бенжаменом. Теперь она знала, почему она гоняется за убийцей. Одна-единственная причина: доказать Бенжамену, что если журналистика сохранила еще свою честь, то ее олицетворением и была она, Жюли. Сказать последнее слово, хоть раз в жизни. Одна из положительных сторон вдовства. Нет, она не пойдет к Аннелизу, нет, она не будет на побегушках у полиции. Она остановит этого типа, сама. Она отыщет правду, сама. И она всадит ему пулю между глаз. Сама.
