Маленькая птичка - [37]

Но так ли это? Разве я не сама все решила? Оливия дотронулась до золотого обода, пересекавшего ее лоб, вспоминая тот необъяснимый, странный момент в саду, когда она сама выбрала свою судьбу. Руки дамы в зеркале дотронулись до груди, как бы напоминая о его победе над ней. Любит ли он ее так же сильно, как она? Или это любовь… к победе? Мое тело принадлежит ему, и он, конечно, догадывается, что моя любовь — тоже. Теперь ему еще нужно, чтобы я работала в мастерской. Но если во всем уступать, то чем же отплачивать? И нужно ли мне это на самом деле? Не сделаю ли я хуже только себе? Она поглядела в глаза своему отражению, прекрасно зная ответы на все свои вопросы.

За спиной дамы в зеркале появилось лицо мужчины, и в первое мгновение ей показалось, что это — часть ее грез наяву. Но прикосновение рук Лоуренса убедило Оливию в реальности происходящего. Словно ее кожа была оперением птицы, сидящей у него на руке, его пальцы продолжали гладить ее, а глаза смотрели прямо в глаза. Лишенная воли, не в состоянии уйти от этой ласки, она смотрела, как эти руки опустились под платье, обхватили груди, и глаза закрылись сами собой, когда он склонился к нежной шее. О Боже…

В обществе Элизабет и Арчибальда ужин продлился дольше, чем всегда. Ужинали в большой общей комнате, а не в главном холле, как обычно. Не многие дома могли похвастаться комнатой, специально отведенной для проведения времени всей семьей, но Лоуренс хотел следовать недавно появившейся моде собираться в более интимной обстановке с близкими или с деловыми гостями. Так что теперь все четверо могли спокойно поговорить, с удовольствием поглощая рыбные биточки, куски жареного цыпленка, облитые медом и посыпанные толчеными травами, и тушеные устрицы. Лоуренс рассказал Арчибальду и Элизабет об идее Оливии сделать вышивки, повторяющие рисунки на витражах.

— Но разве нам хватит времени, чтобы начать все сначала? — спросил Арчибальд, раскрывая устрицу ножом. — Тоня и Анет за два года не успеют. И у нас даже еще нет рисунков. Давайте подумаем. Может, мы кого-нибудь вспомним, кто мог бы работать с нами? Из тех, кто хорошо владеет мастерством.

— Все крупные мастерские, которые я знаю, находятся в Лондоне, — откликнулся Лоуренс, — и я полагаю, что и у них, как и у нас, недостает рабочих рук после чумы. Я слышал, что им уже приходится помногу раз повторять одни и те же рисунки, чтобы сэкономить время и деньги.

— Постойте! — воскликнула Оливия, вертя в руках обсахаренное печенье в форме звездочки. — Когда я ехала из монастыря с матерью Лаурой… — ее глаза встретились с глазами Лоуренса, — …она сказала мне, что некоторые из девушек тоже скоро уедут оттуда… — Оливия осторожно подбирала слова, не уверенная в том, что Арчибальд и Элизабет вполне осведомлены о ее обстоятельствах. — Они все искусные вышивальщицы, а отнюдь не подмастерья, и к тому же весьма опытные. Я бы им доверила любую работу, начиная с митры и кончая ризой!

— Ах, это ученицы тети… настоятельницы Антонии? — Элизабет опасливо взглянула на Лоуренса, надеясь, что ее оговорка прошла незамеченной, но мысли Оливии уже унеслись далеко вперед.

— Моя подруга Маргарет — очень искусная вышивальщица, и, кроме того, некоторые из наших девушек живут в Корнуэлле. А что, если… — Она опять искоса взглянула на Лоуренса и увидела, что он тыльной стороной поглаживает высокую ножку своего бокала, точно так же, как он недавно гладил ее шею. Их глаза встретились, и они мгновенно поняли мысли друг друга. Смутившись, Оливия отвернулась. — Прошу меня извинить, я вскоре к вам опять присоединюсь, — сказала она, встала из-за стола и с покрасневшим лицом выскользнула из комнаты.

Она не пошла к себе, ноги сами собой привели ее к крытому проходу, который вел в мастерскую. Ключей опять почему-то не было на обычном месте, но Оливия решила, что Лоуренс просто не запер комнату, хотя это и было необычным для столь позднего времени. Взглянув на полную луну, сиявшую на почерневшем небе, она подумала, что и при таком свете найдет рулон основы и уголь, чтобы набросать рисунки. Странно все-таки, подумала она, толкнув двери мастерской, что Лоуренс оставил ее незапертой, особенно если вспомнить, как он обеспокоился, когда это случилось в прошлый раз.

Стоя посреди комнаты, озаренной лунным светом, и глядя на призрачные, покрытые тканью рамы, она вспомнила, какие тяжелые чувства они вызвали в ней, когда предстали ее глазам в первый раз. Теперь же она ощущала себя в мастерской как в надежном убежище, где можно воплотить свою потребность к творчеству. Она уже любила это место.

Внезапно какое-то внутреннее чувство подсказало ей, что что-то не в порядке. Тело покрылось мурашками, и она затаила дыхание, принюхиваясь к слабому чужому запаху. Оливия огляделась. Занавеска, закрывавшая полки, где должны были лежать ткани, привезенные из Италии, была отдернута, а ткани исчезли. В первое мгновение она не могла понять, что происходит. Затем поняла.

Услышав тихий, шуршащий звук у своего плеча, она вздрогнула и повернулась, раскрыв рот от ужаса, заполнившего грудь. Ноги стали ватными. Неясная, но неотвратимая опасность тянула к ней свои скрюченные пальцы, и спасаться было слишком поздно. Ее тело среагировало раньше, чем разум, она рванулась, но тут же почувствовала, как проваливается в черноту и падает назад, ударившись спиной обо что-то твердое. Кто-то грубо схватил ее. Она начала панически вырываться и лягаться с удесятерившейся силой, ничего не видя в кромешной тьме мастерской и почти не чувствуя, как ее хватают и тащат куда-то.