Маленькая Обитель - [15]

Я познакомился с Волларом очень давно. Его детство пересеклось с моим. Позднее, очень скоро, я опять встретился с ним, но лишь совсем недавно побывал в его магазине, незадолго до того, как он сбил девочку. В тот день Воллар меня не узнал. А я не представился. Был случайным клиентом. Он сидел за большим серым столом, заваленным книгами и бумажками. Я видел, как он убирает купюры и чеки в коробку из-под сигар. Мы ничего не сказали друг другу. Теперь история Воллара, как большой недоношенный ребенок, требует появления на свет. Все во мне сжимается, чтобы вытолкнуть его. И одновременно все удерживает внутри.

Когда он впервые предстал передо мной, я находился в классе. Разумеется, не в первом ряду, но затерялся где-то среди сорока мальчишек тринадцати и четырнадцати лет, собравшихся в зале самого старого лицея Лиона. Это было осенним утром, через несколько недель после начала учебного года. Меня, должно быть, одолевал сон, болело сердце, и все, что мог объяснить учитель математики, высокий худой человек с блестящим черепом, набивавший карманы своей серой блузы разноцветными мелками, не избавляло меня от скрытой сонливости в этой удушающей жаре, которая после крепкого уличного мороза позволяла мне немного продлить ночь.

Дверь неожиданно открывается. Сорок фигур вскакивают под грохот отодвигаемых стульев. Вошел директор лицея, у него очень седые усы и темно-синий костюм в тонкую полоску. Он пожимает руку преподавателю, поворачивается к нам и говорит, что впредь в нашем классе будет сорок один ученик, потому что он пришел, чтобы представить нам нового товарища. Мальчик не смотрит на нас. Руки мешают ему. Он уже сейчас выше директора и толще. На нем — толстая куртка из черного бархата, короткие брюки, закрученные носки… Круглые щеки, круги под глазами. Длинные толстые ляжки, огромные, очень красные колени, большой лоб, но главное, этот костер на голове, шевелюра ярко-рыжего цвета, подлинно рыжего, совсем без желтого оттенка.

«Освободите место для месье Воллара», — пришлось сказать директору. Опять грохот, скрежет стульев, и сразу он оказывается среди нас, такой внушительный, заметный. Безо всяких оснований многие подумали, что по каким-то неведомым причинам к нам перевели не совсем нормального мальчика, во всяком случае, очень отсталого. Он выглядит намного старше нас. Урок возобновляется, но каждый тайком наблюдает за новичком, который внимательно слушает преподавателя с расцвеченными пальцами. Он один, кажется, занимает по меньшей мере два или три места. У него очень живые глаза, взгляд, с которым никто не желает встретиться.

Когда преподаватель спрашивает, понятен ли ему урок, он шепчет «да», кивнув головой. Почему же, при том, что ученик ничего еще не сказал и не сделал, это «да» вызывает взрыв смеха?

— Там, где вы находились, месье Воллар, вы изучали математику?

— Да.

И смех усиливается вдвойне. Мне уже не хочется спать, я хохочу вместе с остальными. Весь класс понимает, что с этим рыжим великаном можно будет позабавиться. В нашем смехе неопределенная угроза скрывает, разумеется, постыдный страх. Краснота. Величина частей тела, рук. Группа мальчишек предвидит будущие возможности поупражняться в жестокости.

На первой перемене его оставили в стороне. Один, прижавшись к стене, он шевелил руками в карманах куртки и рассматривал свои ботинки. На другой перемене к новичку подошли, отпустив по его адресу несколько колких шуточек, касающихся веса и прежде всего волос. На третьей его слегка толкнули, чтобы проверить, как поведет себя эта куча. На него нападали сзади, а потом исчезали бегом. Но Воллар не реагировал, лишь устало отмахивался своими большими руками или с удрученным видом качал головой. Очень быстро заметили, что он прячет книги в карманах. Проворные ручки украдкой залезли туда и вытащили загадочную книгу. Только тогда он рассердился и бросился отнимать свое добро. Его ярость показалась не страшной, а забавной. Его заставили побегать. Он не стремился проучить воришку: его волновала только книга. Как только он приближался, томик перебрасывали с одной стороны двора на другую. Воллар крутился волчком. Он неистово бросался за книгой, как бык, ослепленный красной тканью. Это было началом потрясающих коррид. А драгоценная книга разлетелась на кусочки.

Что бы он ни делал, взрывы смеха сопровождали Воллара или аплодисменты, крики «олэ!». Он не сердился, не бросался в кучу, никогда не пускал в ход своих огромных кулаков; все, чего он хотел, когда принимались за другие игры, так это стоять, прижавшись к стене двора и углубившись в страницы, которые доставал из карманов.

Его внешность была не единственной причиной наших злых выходок. Воллар, казалось, существовал под ореолом одиночества. Его тело, темные глаза, жесты и даже улыбка были окутаны влагой, потому что он иногда улыбался нам, не печально, не раболепно, а лучисто. Он часто надувал губы, при этом нижняя губа слегка опускалась, приоткрывая рот, и вдруг широкая улыбка освещала его лицо. Что видел он? Эта улыбка предназначалась не нам, а чему-то такому, что было бесконечно значительнее. Улыбка одиночества. Должно быть, он переживал тайное, но мимолетное счастье, счастье, недоступное обыкновенным жестоким мальчишкам, и это предположение лишь удесятеряло нашу ярость. Поговаривали также, что у него нет родителей. Откуда же он явился? Что такое пережил, чего мы даже не могли себе представить? Вечером, после занятий он ускользал в узкие улицы, куда мы не решались последовать за ним… Ходили слухи, что он живет в «приемной семье».