Мальчишник - [20]

— Я спросила, какое у них сохраняется самое старое вино? Выяснилось — начала нашего века. На что я, не без гордости, ответила, что у нас есть вино конца позапрошлого столетия, конца восемнадцатого века! Вино времени Франсиско Гойи. И не просто вино, а херес, рожденный в городе Фронтере. Вы бы видели, что с испанцами сделалось!

— Лариса, — говорю я. — А может такое быть, чтобы в «Массандре» нашлась бутылка вина 1799 года? Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Понимаю. Сейчас ты спросишь, а нет ли в «Массандре» вина 1814 года? Какого-нибудь «Кучук-Ламбата». Был прежде такой сорт.

— Верно. Спрошу.

— И ты хочешь, чтобы виноделы положили и эти две бутылки рядом — год рождения Пушкина, год рождения Лермонтова. Начало и конец.

— Все верно, — улыбаюсь я. — Кипренский, когда писал портрет Пушкина, поставил свечу, а перед свечой — бокал с вином: Кипренскому нужны были краски, «полные света и трепета».

— Завидую вам, — сказала Лариса. — Завидую и Кипренскому.

— Хочешь?

И Вика протягивает Ларисе руку — что-то сжала, спрятала в кулаке. Разжимает кулак, и перед Ларисой оказывается каштан. Я знаю, что это за каштан, откуда он.

Вика говорит Ларисе:

— Это тебе. Береги.

— Простой каштан, — удивилась Лариса.

— Не остывайте, не отступайте и вы будете так счастливы, что просто чудо! — сказала Вика словами сказочника Евгения Шварца, ничего пока не объясняя Ларисе, — что за каштан? Откуда он? И какой в нем смысл?

Через несколько месяцев мы получили от Ларисы сообщение: бутылка 1814 года обнаружена, 1799-го — нет. Если и есть надежда обнаружить таковую, то надежда единственная: в скалах спрятана коллекция вин, еще в дореволюционные годы. Время от времени молодые сотрудники-виноделы ищут коллекцию. Она, конечно, представляет немалый научный интерес. Если найдут, то вполне возможно, что в коллекции окажется и вино даты рождения Пушкина. Заведует сейчас энотекой молодой специалист Элла Михайловна Мамынина. Мы с Викой были теперь у нее в энотеке: нас проводила Лариса.

Что ж, пусть еще одна легенда, одна сказка займет романтиков, уже молодых искателей кладов. А пока что — дуэльное вино дуэльных лет.

СТЕКЛЯННЫЙ ПЕТЕРБУРГ

В Эрмитаже на втором этаже в бывшем концертном зале (по плану Эрмитажа зал № 190) у первого справа окна с видом на Неву среди предметов орловского сервиза, изготовленного императорским стеклянным заводом, выставлен стакан работы начала XIX века. На нем гравировка, рисунок — Биржевая площадь — теперь площадь имени Пушкина, — и на площади здание фондовой биржи в стиле античного греческого храма, два пакгауза, две монументальные ростральные колонны-маяки. Виден и купол здания таможни (теперь Институт русской литературы — Пушкинский Дом) с высоким флагштоком, на котором во время навигации поднимался флаг. На Неве — парусные корабли, причалившие к пристани, к пакгаузам северному и южному.

Стоит стакан на фоне подлинного пейзажа, открывающегося со второго этажа Эрмитажа — те же ростральные колонны-маяки, в которых восстановлены сигнальные огни, те же пакгаузы, та же биржа наподобие античного греческого храма. Нет только парусных кораблей.

Но если вы в Эрмитаже займете место перед старинным стаканом — он точно приходится в стеклянной витрине на уровне глаз, — то рисунок на стакане, гравировка, накладывается на тот же, но только в современном времени, пейзаж. И пейзаж и гравировка совместятся. И тогда в Неву войдут из Финского залива парусные корабли и появится пушкинский Петербург. Тем более в Эрмитаже выставлены придворные платья мастерской «Госпожи Ольги», зонты, веера, серебряные украшения из ателье «Вигстрема», старинные зеркальца (в них можно на себя взглянуть), мебель начала века, курительные трубки, гобелены. В здании биржи выставлены из бывшей «Модель-каморы» макеты парусных кораблей, пушки, якоря, штурвалы, морские вымпелы, флаги и знамена.

Вика сделала в Эрмитаже, через старинный стакан, снимок пушкинского Петербурга со стеклянными парусными кораблями на Неве. Возможно, среди этих стеклянных кораблей были и корабли «Гебродерс» и «Благия намерения», прибывшие от мадам Клико Понсарден.

— Петербург в стакане, — сказала Вика.

— Магический стакан-око, — уточнил я.

— Может быть, — согласилась Вика.

— И сейчас наступит зима.

— А это что?

— Это поют распев Рахманинова. Потом зазвучит музыка Бортнянского, Чайковского, Рубинштейна.

ПЕВЧЕСКИЙ МОСТ

Когда в Москве, на Кропоткинской улице, в музее Пушкина в день смерти поэта 10 февраля (29 января по старому стилю) в 2 часа 45 минут пополудни объявляется минута молчания, а потом исполняются распев Рахманинова, концерт Бортнянского, «Утро» Чайковского, исполняются и стихи Лермонтова на музыку Рубинштейна. Лермонтова поют Пушкину; стихи младшего поэта звучат в память о старшем.

Хор поет тихо в тихом многолюдном зале; поет издалека в далекое, из настоящего в прошлое, из прошлого в настоящее.

В этот же день, в этот же час и в эти же минуты в Ленинграде, на Мойке, в квартире Пушкина, тоже после минуты молчания, капелла имени Глинки исполняет Рахманинова, Чайковского, Бортнянского.

Передо мной необычная почтовая открытка: «Просим вас прийти 10 февраля в квартиру А. С. Пушкина». Напоминание? Нет. На память. Каждому. Прислала открытку Нина Ивановна Попова. Это было в год нашего с Ниной Ивановной знакомства, хозяйкой квартиры на Мойке.