Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга - [39]

Для меня однажды даже показательное учение ус­троили, маленькое. Кокошин меня уговорил. Приехал я на огромный полигон, сначала все вместе технику осматривали, потом танки стали бегать, затем я из пяти пистолетов пострелял, пушки начали палить. Грохоту было — часа на полтора!

А еще случай был — меня повезли показывать под­земные сооружения под Москвой. Ну-у, это произ­водит впечатление. Поезда маленькие ходят. Огром­ные камеры выдолблены — там хотели строить всякие защитные сооружения. В некоторые места под землей целый Кремль можно засунуть.

Я не жил во времена Карамзина, но со времени моего присутствия в правительстве, то есть с 1993 года, стали воровать больше. Вот это я точно знаю.

Я жил в Англии, был начальником отдела в Ев­ропейском банке в Лондоне. И получал по тем време­нам хорошие деньги. Много ли людей получали в 91-м году 130 тысяч долларами в год, чистыми? Мне дали такие подъемные, что я чуть не умер от радости. Ведь приехал с пятьюстами долларов в кармане. И тут — сто тысяч долларов сразу как снег на голову.

Это событие как отметил? Никак. Экономил. Ко­пить надо.

Однажды, через неделю после вхождения в прави­тельство, я на заседании правительства встал и сказал: «Прошу в моем присутствии никогда не говорить о де­нежной массе такие глупости, как вы сказали сей­час», — и сел. После этого меня два месяца все бо­ялись, мол, кто же он такой, если такую наглость себе позволяет.

В российском правительстве, если ты слабый, то тебя никто не уважает, то есть надо «ударить в мор­ду» — и тогда все поймут.

В целом я добрый и мягкий.

.

БЕСЦЕРЕМОННЫЙ НАРОД НАРУШАЕТ ГАРМОНИЮ

1992-й год. Журналист Ярослав Могутин берет ин­тервью у бывшего политического обозревателя Гостелерадио СССР, а теперь ведущего «До и после полу­ночи» Владимира Молчанова.

— Вам пишут письма?

— Раньше мешками приходили, сейчас меньше. Разные письма: интересные, смешные, странные, злые... Меня ругают за то, что я чересчур аристо­кратичен, манерен...

— У многих это вызывает раздражение и нена­висть?

— Ну, ненависть вызывает не это. 23 февраля этого года я пошел снимать коммунистический митинг и вы­слушал там массу неприятных слов в свой адрес. Одно замечание меня сильно ранило. Ко мне подошел сим­патичный старый человек, ветеран войны. Весь трясясь от ненависти, он сказал: «Молчанов, ведь твой отец был такой патриот, а ты, сука, продался!»

— А кому вы продались? «Тель-Авидению»?

— Он, наверное, думал, что я — жидомасон, хотя он и сам не знает, что это такое. Я никогда не думал, что своей работой смогу вызвать чью-то ненависть. Нельзя так ненавидеть друг друга, когда мы живем на одной улице, в одном городе, в одной стране, на одной земле. Это чудовищно!

— Ну, ненавидят вас единицы, а любят многие. Вам льстит ваша популярность?

— Льстила, только когда начинал, месяца два. По­том стала раздражать, приводить в бешенство. Мне не нравится, когда на меня смотрят! Телевидение сродни проституции: миллионы остаются с тобой ночью и смотрят, смотрят... Народ наш в большинстве своем бесцеремонный, запросто подходят, когда у тебя есть немного времени погулять с ребенком, просят авто­граф, чем-то помочь, начинают рассказывать о своих проблемах.

ОСОБО ВАЖНАЯ ПЕРСОНА

Бывший главный редактор «Огонька» Виталий Коротич, проживающий в Америке, летом 1992 года дал интервью по телефону московскому журналу «Столи­ца». На диктофон ответы записывал журналист Ев­гений Додолев.

— В самом конце дня зазвенел противным голосом телефон правительственной связи, — рассказывал Коротич, — и меня пригласили в ЦК, в тот самый первый подъезд, где были кабинеты большинства членов По­литбюро: на пятом этаже— Горбачева и Лигачева, а на третьем — Яковлева, моего самого любимого коммуниста, который сделал больше других для раз­вала коммунистических догм. Проверяли документы жесточайше. Офицеры на контроле, не скрывая, что знают меня в лицо, сто раз сверяли все номера и фото, пока позволили войти. За спинами у офицеров были гардероб и прекрасный книжный киоск, где, разгляды­вая обложки, можно было отдышаться. За спиной у меня — московская Старая площадь, названная так не из-за возраста членов Политбюро, а потому, что здесь когда-то торговали старыми вещами. И два топ­туна, мерно вышагивающих перед заветным первым подъездом. Интересно, что подъездом этим не поль­зовались ни Горбачев, ни другие высокие начальни­ки — у них был свой вход, со двора, и свой въезд во двор. Топтуны со стороны площади и контроль со стороны здания — все это было придумано, чтобы устрашить и сразу же поставить на место меня...

ЖИВОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ СКРОМНОСТИ

В газете «Московская правда» отставной сержант милиции А. Березин назвал советницу президента по национальным вопросам Галину Старовойтову «ред­кой жемчужиной нашей жизни».

При напоминании об этом Галина Васильевна за*- рделась:

— Ах, для меня это неожиданно. Я не настолько молода и привлекательна, чтобы быть лидером еще и... еще и мужских симпатий...

НАЛАДИМ ВЫПУСК МОИХ ИЗВАЯНИЙ

1992-й год. Журналист Андрей Ванденко берет ин­тервью у Владимира Жириновского: