Мальчики в лодке - [2]

Когда я собрался уходить в тот вечер, Джуди достала золотую медаль Джо из секретера, стоявшего у стены, и подала мне ее. Пока я любовался наградой, она рассказала мне, что медаль пропала много лет назад. Вся семья обыскала дом сверху донизу, и не один раз, и все уже смирились с утратой. И только несколько лет спустя, когда делали ремонт в доме, то нашли ее, спрятанную в каком-то утеплителе на чердаке. Оказалось, что белке понравилось сверкание золота, и она утащила медаль и зарыла ее в гнездо как свое личное сокровище. И когда Джуди рассказывала мне об этом случае, я подумал, что история Джо, так же как и медаль, была спрятана от людей слишком долго.

Я еще раз подал руку Джо на прощание и сказал, что очень хотел бы вернуться и поговорить с ним еще и что хотел бы написать книгу о том времени, когда он занимался греблей. Джо опять крепко сжал мою руку и сказал, что ему нравится идея, но внезапно его голос сорвался еще раз, и он мягко попросил меня: «Только пусть она будет не только обо мне. Она должна быть о «лодке».

Часть I 1899–1933 Через что они прошли

Глава первая

Так как я занимался греблей с двенадцати лет и с тех пор не бросал ее, мне кажется, я могу говорить авторитетно о скрытых ценностях гребли – о социальных, моральных и духовных принципах этого старейшего из синхронных видов спорта. Ни одно академическое обучение не сможет вместить эти ценности в душу молодого человека. Он должен осознать и принять их через свои собственные наблюдения и уроки своей жизни.

Джордж Йеоманс Покок

Утро понедельника, 9 октября 1933 года, в Сиэтле было мрачным. Мрачное утро в мрачные времена.

Вдоль всего портового района гидросамолеты транспортной компании «Горст Эйр» медленно взлетали с поверхности заливов Пьюджет-Саунд и направлялись на запад, низко пролетая под облачной завесой, и короткими рывками добирались до военно-морских верфей в Брементоне. Паромы уезжали из Дока Колмана по воде, такой же тусклой и унылой, как старые посудины. В центре города башня Смитта пронизывала хмурое небо, словно воздетый к нему палец. Мужчины в потертых пиджаках, изношенных ботинках и потрепанных фетровых шляпах приезжали в деревянных телегах на обочины перекрестков, где проводили день, продавая яблоки, апельсины и упаковки жвачки по несколько пенни за штуку. А прямо за углом, на крутом подъеме дороги Юслер Уэй, одной из самых старых бревенчатых дорог, в районе притонов и ночлежек, в длинных очередях стояли толпы людей с опущенными головами, разглядывая мокрые тротуары и тихонько разговаривая между собой, они ждали открытия благотворительной кухни. Грузовики из газеты «Сиэтл Пост-Интеллиженсер» гремели, проезжая по вымощенным камнем улицам и оставляя за собой кипы газет. Мальчишки-газетчики в шерстяных кепках таскали их к людным перекресткам, трамвайным остановкам и входам в отели, где, потряхивая газетами в воздухе, сбывали их по два цента за номер, выкрикивая при этом заголовок с главной страницы: «15 000 000$ необходимо, чтобы вывести США из кризиса».

Лодочная станция в Вашингтоне, 1930-е

Через несколько кварталов к югу от района Юслер, в трущобах, раскинувшихся вдоль залива Элиот Бэй, дети просыпались в сырых картонных коробках, которые служили им постелями. Их родители выбирались из картонных лачуг, пропитанных смолой и оловом, и их тут же обдавало зловонием сточных вод и гниющих водорослей, которые прибивало сюда с грязного побережья на западе. Бедняки разламывали деревянные ящики и, склоняясь над дымными кострами, кидали оторванные доски в пламя. Они возводили глаза к однообразному серому небу и, замечая признаки грядущих холодов, спрашивали себя, как им пережить еще одну зиму.

К северо-западу от центра, в старом скандинавском районе Баллард, буксиры, извергая шлейфы черного дыма, медленно тянули длинные груды бревен в шлюзы, которые затем поднимали их на уровень озера Вашингтон. Но песчаные верфи, сгрудившиеся вокруг шлюзов, были практически заброшенными, там не было слышно ни звука. В бухте Салмон, сразу на востоке, десятки и сотни рыбацких лодочек, которыми не пользовались месяцами, покачиваясь, стояли у причалов, и краска облезала с их мокрых боков. В районе Финни Ридж, возвышавшемся над Баллардом, дым кольцами поднимался из железных и кирпичных дымоходов сотен скромных домов и смешивался с туманом над землей.

Шел четвертый год Великой депрессии. У каждого четвертого работоспособного американца – а это десять миллионов человек – не было ни работы, ни перспектив ее найти, и только четверть из них получали хоть какую-то социальную помощь. Объемы промышленного производства сократились за эти четыре года в два раза. По самым скромным подсчетам, миллион человек, а говорили, что и два миллиона, не имели крыши над головой, жили на улице или во временных поселениях, таких, как трущобы Сиэтла. Во многих американских городах было просто невозможно найти работающий банк – почти все были временно закрыты; сбережения бессчетного количества американских семей навсегда исчезли за их заколоченными дверями. Никто не мог сказать, когда, да и вообще закончатся ли эти тяжелые времена.