Мальчики в лодке - [11]

Гарри, Фред и Джо Ранцы. 1917 год

Во времена таких технологических триумфов Гарри быстро понял, что человек, обладающий определенным уровнем изобретательности и здравого смысла, может совершить практически что угодно, и он не хотел пропускать этот новый вид золотой лихорадки. Уже к концу года он сам спроектировал и построил из разных кусков металла свою собственную версию автомобиля и, к изумлению своих соседей, гордо ездил на ней по улице, используя для управления машиной не руль, а рычаг.

Женился он по телефону, в 1899 году, только из-за того, что это было ново и необычно – обменяться священными клятвами, находясь в разных уголках страны, с помощью такого невероятного изобретения. Нелли Максвелл была учителем фортепиано, дочерью важного министра-протестанта. Первый сын молодой пары, Фред, родился в том же, 1899 году. В 1906 году они стали искать место, где Гарри смог бы заняться своим делом, поэтому молодая семья покинула Уильямспорт, штат Пенсильвания, и направилась на запад, в штат Вашингтон, город Спокан.

Во многом Спокан недалеко ушел от того суматошного и беспорядочного городка, каким он был в девятнадцатом веке. Он был расположен в том месте, где прохладная и чистая река Спокан взбивалась белоснежной пеной, проходя через гряду небольших порогов, и был окружен высокими сосновыми лесами и широкими долинами. Летом здесь было жарко, и сухой воздух наполнялся ванильным ароматом коры орегонских желтых сосен. Осенью с западных пшеничных полей сюда часто приносило вздымавшиеся над землей пылевые бури. Зимы здесь были суровыми и затяжными, а весны – недолгими. Каждый субботний вечер дешевые забегаловки по всему городу наполнялись ковбоями и дровосеками, которые пили виски, дрались и потом, еле волоча ноги, бродили по ночным улицам городка.

Но с конца девятнадцатого века рядом со Споканом пролегла Североатлантическая железная дорога, которая привозила сюда десятки тысяч американцев, впервые попавших на северо-восток. Таким образом, население Спокана перевалило за сто тысяч, и новое, более благородное и воспитанное общество начало формироваться по соседству со старым, потрепанным городишкой.

Процветающий центр торговли расположился на южном берегу реки: здесь возвышались величественные кирпичные отели, суровые банки с толстенными известняковыми стенами и огромное разнообразие магазинов, лавок и других почтенных торговых учреждений. На северном берегу реки теперь раскинулись жилые районы с небольшими деревянными домиками, аккуратно расставленными на квадратных газонах. Гарри, Нелли и Фред Ранц поселились в одном из этих домиков, на улице Ист Нора Авеню, номер 1023, и в марте 1914 года здесь родился маленький Джо.

Гарри вскоре открыл свою автомастерскую. Он мог починить практически любой автомобиль, который привезли или притащили к дверям его гаража. Однако в основном он специализировался на создании новых автомобилей, иногда самостоятельно собирал популярный в то время одноцилиндровый мотоцикл с коляской – «Макинтайр Имп», иногда изготавливал новые модели своего собственного изобретения. Вскоре он и его партнер, Чарльз Холстед, также приобрели местное торговое агентство для продажи гораздо более солидных машин – новеньких «Франклинов», и так как город очень быстро разрастался, у них было столько работы, что они едва справлялись – как в мастерской, так и в агентстве.

Каждое утро Гарри вставал в половине пятого и отправлялся в мастерскую, домой он возвращался только после семи вечера. Нелли давала уроки фортепиано соседским ребятам, а все остальное время посвящала Джо. Она бережно заботилась о мальчиках, внимательно следила за их воспитанием и своим долгом считала уберечь их от греха и человеческой глупости. Фред ходил в школу и помогал отцу в мастерской по субботам. Каждое воскресное утро они всей семьей ходили в Центральную христианскую церковь, где Нелли была главной пианисткой, а Гарри пел в хоре. В воскресный день они отдыхали – иногда выбирались в город за мороженым, иногда уезжали на пикник на озеро Медикал Лейк, что к западу от города, или прогуливались в прохладной тени парка Нататориум, среди трехгранных тополей, растущих вдоль реки. Здесь они предавались развлечениям – лениво играли в любительский бейсбол, беззаботно катались на новой, сверкающей яркими красками карусели или посещали концерты Джона Филипа Суза, проводившиеся на эстраде парка. В общем и целом это была жизнь, близкая к идеальной – по крайней мере, отчасти напоминала ту мечту, ради которой Гарри ехал сюда, на запад.

Но не таким помнил Джо свое раннее детство. Вместо этого у него в голове был калейдоскоп разрозненных событий начиная с весны 1918 года, когда ему только исполнилось четыре. Он помнил, как они с мамой стояли на разросшемся поле, и она очень сильно кашляла в платок, на котором медленно разрастались кровавые пятна. Он помнил врача с черной кожаной сумкой и запах камфоры, долгое время витавший в доме. Он помнил, как сидел на жесткой церковной скамье, болтая ногами, и свою мать, которая лежала в коробке перед церковью и все никак не вставала. Он помнил, как лежал на краю кровати со своим старшим братом Фредом, в верхней комнате дома на Нора Авеню. Он помнил, как весенний ветер завывал в окнах, а Фред спокойно рассказывал о смерти и об ангелах, об учебе в университете и о том, почему он не сможет поехать с Джо в Пенсильванию. Он помнил, как тихонько сидел в поезде много дней и ночей, совсем один, а мимо него за окном мелькали голубые горы, влажные зеленые поля, ржавые железнодорожные станции и темные города, утыканные дымовыми трубами. Он помнил толстого темнокожего лысого мужчину в накрахмаленной голубой униформе, который присматривал за ним в поезде, приносил сэндвичи и подтыкал его одеяло перед сном. Он помнил встречу с женщиной, которая назвалась ему тетей Альмой. И потом, почти сразу, он помнил лихорадку, которая объяла его лицо и грудь, больное горло, высокую температуру, и еще одного доктора с еще одной черной кожаной сумкой. А потом он помнил дни, растягивающиеся в недели, когда он лежал на кровати в неизвестной чердачной комнатке с постоянно задернутыми шторами – ни света, ни движения, ни звука, за исключением свиста редких поездов, проносящихся где-то вдали. Ни мамы, ни папы, ни Фреда. Только редкий звук поезда и эта странная комната, вращающаяся вокруг него. И еще возникало какое-то новое ощущение – тупая боль, мрачное предчувствие, тяжесть сомнения и страха, которая давила на его маленькие плечи и постоянно ноющую грудь.