Мальчик с короной - [4]

На зеленом речном песке у самой воды он увидел ворона. Тщательно прицелившись, выстрелил. Окаменевший, столетний ворон равнодушно посмотрел в сторону мальчишки, поскреб костяной ногой тину, скучно сказал: «Кар-р-р», — и, уронив шею, полетел умирать в заброшенную церковь.

Мальчик подошел к реке и напился теплой, пахнущей рыбой воды. Внезапно река у его ног забурлила, произошла какая-то подводная возня, и на берег выбросился толстый подлещик. Мальчишка схватил рыбину. Хвост у подлещика был почти начисто отгрызен и измочален, да так, будто его трепала дворняжка. В бок впился щучий зуб.

— Вот это да! — сказал мальчишка и, размахнувшись, далеко забросил рыбу в реку.

«Эх, поторопился! — решил он через минуту. — И теперь никто не поверит…» — но дело сделано, и мальчишка был доволен, что спас подлещика.

«Теперь у меня лучше ловиться будет!» — тайно подумал он и легко побежал к парому.

Старенький паром подпрыгивал и трясся под шинами огромных ярко окрашенных грузовиков. От машин пахло бензином, резиной и горькой стенной пылью другого берега. Бревенчатый скат парома был залит жирным мазутом.

— Не курить на пароме! Не курить! — кричал надтреснутым голосом старик паромщик и звонил в бронзовый трясущийся колокол. Последним с парома съехал открытый армейский «газик». Газанув, он с места рванулся на дорогу, но вдруг остановился.

— Эй! — крикнул из кабины офицер. — Эй! Ты что это здесь околачиваешься? А ну, марш в машину! Обедать, обедать поедем домой! Быстро!

Мальчишка оглянулся на лес и понуро залез в машину.

Весь день он шел к парому, а до дому они домчались за пять минут.

Прыжок

Мальчишка сидел на самом верху скалы, которая называлась Зеркалом, и смотрел на горизонт — гуда, где море и небо сливались в одну черту. Обычно по этой такой строгой линии шли точные морские пассажирские корабли. Но сейчас кораблей не было, и не на чем было задержать свой взгляд, хоть на минуту застопорить время, отдалить то мгновение, когда ему неотвратимо придется прыгнуть вниз.

В том, что ему придется прыгнуть, мальчишка не сомневался, он прыгнет! Он не может не прыгнуть. И он постарается прыгнуть красиво — «ласточкой», а не обычным пацаньим «солдатиком», как прыгает одна малышня.

Да, он прыгнет по-настоящему, как спортсмен, и пролетит так быстро эти десять метров, что у всех замрет сердце и у нее замрет сердце. Может даже, в полете он успеет крикнуть ее имя. Да, он обязательно крикнет ее имя и с ее именем вонзится в море. Он не будет кричать по-тарзаньи, как орут другие, те, кто прыгает с Зеркала. Сейчас он прыгнет!

Мальчишка решительно встает, гордо обводит взглядом горизонт, скашивает глаза на пляж и видит, что она смотрит на него. Он становится на острый выступ скалы, покачиваясь, отводит руки назад, опускает лицо вниз и видит бездну. Далеко-далеко внизу, как на дне колодца, поблескивает на солнце морщинистая от волн пленка моря, а под ней прозрачно высвечивается темное дно, все в мохнатых, бурых от водорослей камнях.

«Точно пауки в банке…» — думает мальчишка и вдруг начинает чесать ногу. С независимым видом он садится на прежнее место и, подогнув ногу, начинает пристально ее разглядывать, дуть на пятку, массировать икру…

Несколько минут он целиком занят своей ногой и смотрит только на ногу, обычную мальчишескую, мускулистую, загорелую, в царапинах на колене. Так проходит время. Но слишком долго смотреть и дуть на ногу нельзя — ведь не сломал же он ее в конце концов! Могут некоторые подумать, что он испугался прыгать.

Мальчишка рывком, заставляя себя оторваться от такого приятного, родного, нагретого солнцем, шероховатого и прочного острия скалы, встает. Опять гордо обводит взглядом горизонт. Он отводит руки назад, изгибается, чтобы изо всех сил разом разомкнуться уже в полете вниз, в стремительном, неудержимом полете…

Как вдруг замечает маленькую серую точку в море и, распрямившись, застыв в последнее мгновение на краю, даже чуть качнувшись вниз, кричит:

— Вона! Смотрите, миноносец ракетный! Во идет, во идет! Узлов сорок дает, не меньше…

В конце этой фразы он пускает «петуха» и растерянно улыбается. Ноги его начинают предательски дрожать, и с каждой секундой все больше и больше. Он с ужасом смотрит на ноги и садится. В эту минуту он ненавидит эти тонкие как спички ноги, которыми он-то раньше втайне немного гордился. Ведь сказала же мамина приятельница, балерина: «Вот бы мне такие ноги! Я с этими йогами шестьдесят фуэте сделала бы!»

Мальчишка тогда но очень понял, что такое фуэте, но цифра «шестьдесят» впечатляла.

Он ненавидел скалу Зеркало, на которой сейчас находился. Он понял теперь, что эта угрюмая, высоченная скала всегда была ему неприятна и подозрительна.

«Есть на Волге утес, диким мохом оброс…» — некстати вспомнил он слова песни. С каждой секундой ему становилось все более ясно, что он не прыгнет, но он должен прыгнуть!

— Мне надо прыгнуть… Обязательно надо прыгнуть, — говорит он шепотом, словно упрашивая кого-то невидимого.

Мальчишка встает, у него начинает мерно бухать и отдаваться в ушах сердце. Он прислушивается к ударам, считает.

«Вот досчитаю до тридцати и прыгну… Нет, лучше до пятидесяти, пятидесяти девяти, шестидесяти восьми… семидесяти семи…» Он несколько раз повторяет одни и те же цифры, сбивается и радостно начинает сначала.