Мальчик с Антильских островов - [48]

Мое любопытство было настолько возбуждено предисловиями мадемуазель Элизы, что я даже перестал есть.

— Э-бе! Так вот, — продолжала она, — вы помните Фирме́на, шофера Пайи́?

— Фирмен? — сказала моя мать. — Это тот, с кем вы разговаривали по вечерам у дороги?

— Он самый, — подтвердила мадемуазель Элиза. — Э-бе! У него серьезные намерения относительно меня, и мне кажется, мы с ним поладим.

— Я очень рада за вас. Он серьезный парень и, наверное, очень вас любит.

— О да, он очень ласковый, — согласилась мадемуазель Элиза. — Так вот: я выхожу за него. Мы будем жить у Эрмитажа, мы уже подыскали комнату. Он останется на прежнем месте, а я купила себе швейную машинку и буду подрабатывать шитьем на дому. А вы чем занимаетесь, Делия?

— Я изворачиваюсь как могу, беру стирку, — сказала моя мать, указывая на разбросанное повсюду белье.

— О, у вас немало работы.

— Две большие и две маленькие стирки.

— И сколько вы за это получаете? — поинтересовалась мадемуазель Элиза.

— За большие — шестьдесят франков в месяц, за маленькие — двадцать в неделю.

— Нелегко вам приходится, бедняжка!

— Еще бы! — говорит моя мать. — Поглядите на мои пальцы. А уж спина и руки — ни костей, ни кожи не осталось — один сплошной ревматизм… Но что делать? Мне надо растить ребенка. Ведь он учится в лицее!..

И она рассказывает Элизе, какой трудный год она пережила из-за восьмидесяти семи франков.

— А если вам подыскать хорошее место? — спрашивает Элиза.

— Вы же знаете, что я не могу поступить на место: куда же я дену сына?.. А беке с каждым годом становятся все требовательнее, все подозрительнее…

— Жалко, — произнесла Элиза, явно разочарованная. — Я хотела предложить вам свое место. Мосье Лассеру́ и слушать не хотел о моем уходе. Вы понимаете, я столько лет у него работаю. Но в конце концов он смирился, при условии, что я найду себе замену. И я сразу подумала о вас, моя дорогая.

Моя мать продолжает уверять, что это невозможно.

— Вы там получите не меньше, чем за стирку. Мосье Лассеру дает мне двести франков в месяц на еду, потом еще сто франков за уборку и стирку. И, поскольку он холостяк и обедает в клубе, я нахожу время стирать на Фирмена. Вы сможете тоже брать одну-две маленькие стирки. И потом, мосье Лассеру не из тех беке, которые придираются к неграм. Ему достаточно, чтобы его вилла содержалась в порядке. Такого места вы никогда не найдете. Он холостяк, у него в доме нет женщин, вокруг которых приходится плясать целый день, исполняя их капризы. Мне кажется, это место прямо создано для вас.

— Я не могу, — возражает моя мать. — Мне очень жаль… У меня здесь комната, вещи, я живу со своим сыном. Даже если хозяин разрешит мне ночевать дома, это будет слишком утомительно. Аллея Дидье на противоположном конце города. Ничего не выйдет.

Мадемуазель Элиза встает, раздосадованная своей неудачей, и уходит.

Мы снова принимаемся за еду. Меня отказ матери тоже расстроил. Во время их разговора я чуть не крикнул матери, чтобы она согласилась. И после ухода гостьи мне хотелось упрекнуть ее за отказ. Но я был несмел со своей матерью. Я недостаточно к ней привык и робел перед ней.

Посему я выразил свое неодобрение только тем, что надулся и не разговаривал с ней весь вечер.

На другое утро, передавая мне чашку кофе, мать спросила меня:

— Послушай, Жозе, ты слышал, что вчерашняя гостья говорила твоей маме?

— Да, мама, — ответил я, — ты должна была согласиться.

— А ты? — сказала мать, удивленная категоричностью моего ответа.

— Что ж! Я буду спать здесь один. Я не побоюсь.

— А кто тебе будет готовить?

— Я сам.

Мать ничего не ответила и задумалась.

Я тоже думал об этом во время уроков.

Почему мне хотелось, чтобы мать поступила работать на Аллею Дидье? Не знаю. Я хотел, чтобы она перестала стирать: я все время боялся, что она до крови сотрет себе руки, ее жалобы на боль в спине и плечах надрывали мне сердце. Она уедет на Аллею Дидье, там ей будет хорошо: руки ее отдохнут… По утрам я буду сам варить себе кофе, умоюсь и пойду в лицей. В полдень я пообедаю хлебом с маргарином, а в семь часов после уроков я буду готовить себе ужин — рис с шоколадом. Почитаю немного. Но недолго, чтобы не тратить зря керосин. А по четвергам и воскресеньям я буду ходить к маме в гости.

Не так уж это сложно. Я радовался в душе, что найден выход из положения.

Мой план совпал с планами моей матери — об этом я узнал вечером. С одной только разницей — я могу не варить себе кофе. Наша соседка, которая тоже советовала матери не отказываться от места, вызвалась давать мне каждое утро чашку кофе.

Мама Делия поспешила на Аллею Дидье сообщить мадемуазель Элизе, что она согласна поступить на место к мосье Лассеру.

Мать оставила мне древесного угля, провизии, мелкую монету, и я распоряжался ими так, как она велела.

В то утро, когда я впервые пошел навещать маму Делию на новом месте, Аллея Дидье понравилась мне еще больше, чем в первый раз, — тогда мы с мамой Тиной были в гостях у мамы Делии.

Аллея широкой лентой вилась среди зелени. Особняки и виллы были отделены от дороги рядами деревьев или живой изгородью; за деревьями виднелись цветники и клумбы.