Мальчик, который упал на Землю - [51]

– Ха, а кто нет? – спросил Арчи, ополотениваясь. – Тут тебе и наркотики, и пьянки, и тусовки сутки напролет, ни работы, ни налогов. По мне, так совершенно разумное желание. Я б и сам оставался подростком.

Обернутый в махровую тогу, он сошел по лестнице в кухню – употребить немного моей еды.

– Знаешь что? – заныла я, семеня за ним. – Да я лучше буду брать уроки грамматики у Джорджа Буша или, не знаю, мастер-классы по цирюльному делу у Лемми из «Моторхед»[81], чем советы по воспитанию – у тебя.

– Штука в том, подруга, что мальцу не нужна нянька. В его возрасте он сам уже может нянчить. А кроме того, знаешь, что Мерлин мне сказал про нянь? Он не понимает, зачем взрослые нанимают подростков, чтоб те вели себя, как взрослые, а сами отваливают и ведут себя, как подростки. Гений, ну! – хохотнул он. – Чтоб меня! Да пацан бреется уже. А глянь, какие ты ему инструкции пишешь, когда из дома уходишь. – Он взял бумажку со списком аварийных телефонов. – Они же длиннее «Войны-блин-с-миром».

Меня бесила его невежественная борзость.

– «Все будет зашибись, братан». – Это я изобразила его выговор. – Вот твой ответ на любую проблему – от парковочного штрафа до трахеотомии.

Арчи глянул на меня с укоризной:

– Мерлину с тобой все равно что на «тарзанке»: невидимая пуповина не отпускает. А ты отрежь. Пусть летит, парит...

– Тебе звук «бдыщ» ничего не говорит? – холодно отбила я. – Сдается мне, мать знает, как лучше.

– Херня. – Он развернулся ко мне: – У мам винегрет в голове. Мне мама говорила, что все хорошее достается тем, кто умеет ждать, кроткие-де наследуют землю и, ага, не в деньгах счастье. Это все куча теплого конского навоза. Довожу до твоего сведения, попка моя сладкая: твой сын считает, что ты постоянно суешь нос не в свое дело... Хотя, думаю, ты это уже прочитала у него в Фейсбуке.

– Да мне нужно совать нос. Может, ты просто не заметил, Эйнштейн, – рявкнула я в ответ, – но мой сын не вполне нормален. Если, конечно, ты не склонен считать нормальным то, что он исписал всю стену в спальне крикетыми счетами, информирует широкую интернет-общественность о своих поллюциях, носит маску Бэтмена в метро и велосипедный шлем в постели – вдруг у него мозг расплавится и вытечет через уши, – а также мечтает жить в коммунистической стране, где не нужно принимать никаких решений.

– Ты хочешь, чтоб Мерлин был нормальным, – а в чем она, норма эта, блин? Ты нормальная? А я? – Арчи задорно оглядел меня и, к моему изумлению, заржал мне прямо в лицо. – Ненормально быть нормальным. Все зашибись какие нормальные, покуда ближе не познакомишься.

– Ты не врубаешься, да? Когда женщина беременна, гадаешь, когда ж ребеночек пошевелится? Так вот, ответ – после колледжа. Но мой сын никогда не поступит в университет, никогда не найдет работу, никогда не съедет от меня. Он на уроке не в состоянии сосредоточиться. Он провалил все экзамены на аттестат зрелости до единого. Для него экзаменационные билеты – суахили.

– У Мерлина же фотографическая память – вот пусть и проявляет, – схохмил Арчи. – У меня такое чувство, что у пацана с головой все будет как надо. А пока дай ему наделать ошибок – нажраться, вдуть кому-нибудь...

– Вдуть? – ахнула я в ужасе. – Он не горнист, Арчибальд.

– Ты единственная женщина в его жизни, и тут уже попахивает греческим мифом.

– Хватит пошлить. В Мерлиновых чувствах нет ничего неприличного.

– Может, и так, живи мы в Тасмании. – Арчи откровенно веселило мое замешательство. Он практически высунул локоть в невидимое окно и только что не насвистывал.

– Ты отвратителен!

Я нахлобучила крышку на пищевой контейнер и крепко ее захлопнула – изо всех сил стараясь скрыть и свои чувства. От ярости я взялась изображать жертву домашнего произвола – чистить овощи и греметь сковородками, выпуская в потолок тонкие струйки дыма из ноздрей.

Я не разговаривала с Арчи до явления Мерлина с тренировки по теннису в местном спортзале. Он ворвался – вихрь локтей и коленей – и обнял меня с обычным пылом, от которого у меня внутри все грозило пойти микротрещинами.

– Мам, ты шикарррррная женщина. У тебя такая чудесная фигура – для твоих-то лет. И такая лихая попа. Такаааааая сочная. Мужчины тебя жаждут? – гремел мой рослый мускулистый сын, вновь прижимая меня к себе. – Ты свой таз принимаешь ли всерьез? А какой у тебя череп! М-м-ммм... Такой твердый! Как это здорово, что у нас есть плечи, а то голова просто-напросто скатилась бы... А мужчины на вечеринках интересуются, одна ты или нет? Отличные банки, мам! – воскликнул он, стискивая мои бицепсы. – Прямо замечательные. Правда, у меня сексуальная мама? – спросил он Арчи. – У нее такое сексуальное тело. И такие шелковистые, – тут я глянула на него с тревогой и расслабилась, когда он договорил, – мочки. Мужчины говорят тебе, какая у тебя прекрасная гру-у... – меня снова подбросило в эдиповом предвидении, – ...дина? – завершил он, гладя меня по линии шеи. – Превосходные ключицы, мам. М-м-ммм. Обожаю нюхать твою марципановую кожу. Это меня прямо электризует.

Арчи прорвало на «хи-хи», он вскинул бровь – мол, что я тебе говорил.

Я смерила сына оценивающим взглядом. И впервые заметила, что подбородок ему припорошило черными точками, а потом увидела, что и на лбу готовятся к выступлению прыщи. В нем гомонила биохимия, в крови плескались гормоны юности.