Мальчик, который упал на Землю - [43]

.

Я покосилась на сестру. Это ж надо! Вдруг обратившись в главкомы флирта, она заигрывала с этим престарелым пердуном.

– Если б я знал, что у нас гости, я балду бы не пинал. – Арчи пустил слюну. – В смысле, не ходил бы без трусов.

– Арчибальд, ты не мог бы все-таки не быть жопой минут пять и помочь накрыть на стол – или почистить картошку, или выставить закуски?

– Ну-у, жопа – часть моего мужского естества... Вот вам мой метод ведения хозяйства: открываешь гостям дверь и с порога сообщаешь: «Блин! Нас только что ограбили. Дом вверх дном. Только гляньте, что они тут натворили!» Гости ж не звери – помогут все прибрать из сострадания.

Фиби – по-прежнему в форме «Британских авиалиний» – кокетливо захихикала и присела на кухонный табурет, чтобы лучше видели ее роскошные ноги.

Я застонала:

– Предупреждаю, Арчи нравятся затейливые женщины лишь потому, что противоположное притягивает.

– Ну, Фиби, расскажи о себе, подруга. Все, что ты слышала обо мне, – правда, включая клевету и враки. – Тут он разразился сухим кашлем, который слегка подмочил его монолог Казановы. – Блядский ужас. Должен быть способ начинать день, не выхаркивая легкие.

Арчи развалился в кухонном кресле, могучие руки сложил на затылке. Шерсть на груди перла из выреза белой безрукавки.

– Вообще-то уже вечер, – отрезала я, суя ему в руку картофелечистку. – Неплохо бы одеться до приезда Мерлиновой бабушки. И, кстати, – не слишком распускай язык, когда будешь лобзать мою бывшую свекровь, это сильно уронит твой авторитет.

– А где ж наш именинник? Он мне тут показывал записи крикетных счетов. У пацана память охренеть какая.

Да, где же Мерлин? Стоило моему сыну затихнуть у себя в комнате, я начинала опасаться, что он в данную минуту взламывает компьютерную систему Пентагона и дистанционно запускает трансконтинентальную ракету, с которой начнется следующая мировая война. Я рванула наверх. Как обычно, он исписывал одну страницу за другой крикетными цифрами и фактами – каждый матч, по памяти, каждую подачу, средние показатели каждого игрока до последнего десятичного знака. Я ничего не знала о крикете – кроме того, что мой брак, похоже, оказался короче турнирного матча[72]. Но голова моего сына была под завязку набита цифрами. Парадокс: ему не удавалось принести правильную сдачу из соседнего магазина. Когда я выслала его самостоятельно подстричься, он оставил чаевых столько, что и парикмахеру, и его немаленькому семейству хватило бы на вояж в родную страну.

– Мерлин, милый, давай ты постараешься быть сегодня обходительным. Делай то, о чем тебя просят, даже если тебе не хочется, – потому что это вежливо. Так поступают все хорошие хозяева. Не сутулься, не отводи глаза, а когда люди спрашивают, как у тебя дела, отвечай: «Спасибо, хорошо, а у вас?» Можешь так, солнышко? – Я любовно взъерошила ему волосы, после чего включила мамскую мантру: – Спасибо, милый. Ты очень славный мальчик. И прекрасный человек. И я тебя очень-очень люблю.

– Не подкрадывайся так, мам! Я очень чувствителен к шуму – мне кажется, люди за мной следят... Ты правда моя мама? – переспросил он в тысячный раз. – Ты мне до сих пор не ответила, платит ли тебе телевидение?

Должно быть, у меня на лице отразилось усталое обожание. Дежа-вю – подарок, который все дарят и дарят, подумала я, скривившись. Последнее время паранойя одолевала Мерлина до того сильно, что, если я шла впереди, ему казалось, что я его преследую – о-очень в обход. «Слушай, если ты так параноишь, Мерлин, тебе надо переезжать в Иран или в Китай – хоть не впустую будешь беспокоиться», – шутила я, целуя макушку его обескураженной головы.

– Ну конечно, я твоя мама, родной.

«Я и, видимо, еще какая-то внеземная жизнь, которая сбросила тебя на планету Земля», – думала я, спускаясь по лестнице.

Вернувшись на кухню, я обнаружила, что Арчи уже вовсю заходит к Фиби на посадку. Картошка осталась нечищеной, но приказ обмундироваться был исполнен: Арчи облачился в тренировочный костюм, приобретенный в местном благотворительном магазине. Флуоресцентность костюма вызывала у меня опасения, что гости сочтут его за знак аварийного выхода и уйдут с праздника слишком рано. Арчи опирался о стойку рядом с моей сестрой и похотливо лыбился.

– Я ему сказала вот это не надевать, – игриво прочирикала Фиби. – Люди решат, что ты каруселька, и захотят на тебе покататься.

Арчи подмигнул, сигарета на губе подпрыгнула.

– Всегда пожалуйста, девушки.

Он поднял стакан и провозгласил вместо тоста:

– Опохмелин!.. Уфф, – поморщился он, глотнув. – А микстурка-то женатая!

– Уже пьешь? – одернула я его отборным учительским тоном и забычковала ему сигарету.

– Ну что ты. Мое тело – мой храм. – Арчи шутовски поклонился.

– Ага... Храм Судьбы[73].

Неумолимая поступь судьбы – аккурат ее чуяла я в надвигающейся вечеринке.

Сейчас я уже не могу сказать, какая часть праздничного ужина была более душераздирающе неловкой, а какая – менее. Может, представления Арчи о моде, выраженные в повязанном поверх флуоресцентных треников камербанде? А может, его заявление насчет Обамы в разговоре с моим зятем-леваком? «И чего столько шуму из-за того, что в Америке черный президент? Вон в Зимбабве уже лет сто черный президент, и это же блядский ужас».