Малайсийский гобелен - [8]

— В Византию?

— Нет. Византия сейчас — это пыльная груда хлама. Я слышал, улицы Византии покрыты костями старых кукольников, ну и, конечно, стоящая у ворот армия Отоманской империи. Я отправляюсь в Тускади, или дальнюю Игару, где, говорят, полно золота, энтузиазма и ценят хороший стиль. Почему бы тебе не пойти со мной? Игара — идеальное место для безработных актеров.

— Я слишком занят, Пит. Возвращаюсь от Кемперера. Ты знаешь, как он заставляет актеров потеть, и нужно спешить к мастеру Бентсону — он хочет со мной посоветоваться.

Пегий Пит опустил на несколько сантиметров одну бровь, понизил примерно на столько же свой голос и сказал:

— Если бы я был на твоем месте, я бы держался подальше от Отто Бентсона, ибо он — смутьян, как тебе, возможно, известно. Я не мог удержаться от смеха при виде его лица.

— Клянусь, я невиновен.

— Никто из нас не может быть невиновным, если кто-то думает, что мы виновны. Бедняки должны быть благодарны за то, что они получают от богатых, а не оскорблять их или замышлять их разорение.

— Ты говоришь, что Бентсон…

— Разве я что-то сказал? — Посмотрев вокруг, он снова повысил голос, очевидно, в надежде, что весь гудящий рынок услышит его.

— Я говорю, что мы, бедняки, очень многим обязаны богатым людям государства. Они могут обойтись без нас, а мы без них — вряд ли, не так ли?

Поднятая тема лишала спокойствия и Пита, и всех стоящих вокруг. Я двинулся дальше. Может, все-таки нанести визит Бентсону? Шагая вниз по боковому переулку, по направлению к улице Выставок, я вспомнил, как очень давно Пегий Пит выступал в доме отца на нашем семейном празднике. Тогда еще была жива моя мать, а мы с сестрой были маленькими детьми.

Кукольное представление обворожило нас. Впоследствии, когда магический ящик со сценой был свернут и унесен, отец сказал мне: «Сейчас ты видел, как работают традиции. Твой восторг объясняется тем, что кукольник не отклонялся от комедийных форм, принятых много поколений тому назад. Таким же образом, счастье всех живущих в нашем маленьком утопическом государстве — Малайсии зависит от сохранения законов, созданных очень давно основателями страны».

Я прошел по грязному проулку, где размещалось несколько торговых прилавков, которые выглядели победнее, так как находились в стороне от центра — собора св. Марко и вблизи от таверны «Темный Глаз». Все подходы к таверне были до отказа забиты красномордыми мужиками, которые пили, галдели, ругались, получая от этого истинное наслаждение. Вокруг пьяниц крутились проститутки, несчастные жены, ослы и дети. Для них какой-то человек исполнял на шарманке серенаду. Его любовница ходила по кругу с шапкой, водя на поводке красночешуйчатую рептилию, которая вальсировала на задних ногах и очень походила на собаку.

К таверне примыкали прилавки, на которых торговали свежей селедкой, и постоялый двор — цель моего путешествия. Я поднял фалды фрака до подмышек, чтобы пройти не запачкавшись, поскольку рядом двое деревенских парней поочередно блевали и мочились на ближайшую стену. Нависавшие этажи зданий и выступавшие карнизы отбрасывали на постоялый двор глубокую тень. Пройдя в глубь двора, я наткнулся на Отто Бентсона, который в рваной меховой куртке стоял у колонки и умывался. Его бледные, иссеченные венами руки были уродливы, но это были руки ремесленника. Он сполоснул лицо, затем вытер руки о куртку и повернулся ко мне. За ним в дверном проеме подпирали стены двое молодых людей, внимательно меня рассматривающих.

— Итак, ты изменил решение и, в конце концов, пришел. Ты к тому же мне надерзил. Ладно, молодость дается лишь раз.

— Я случайно проходил мимо. Он кивнул головой, выражая согласие.

— Глас Народа был прав, — Бентсон рассматривал меня, потирая руки о куртку до тех пор, пока я не почувствовал себя неловко.

— Что такое твой заноскоп?

— Дело подождет, мой молодой друг. Прежде всего, если ты не возражаешь, мне нужно что-нибудь поесть. Я собираюсь в таверну, может быть, ты составишь мне компанию?

— Это было бы здорово. Я проголодался.

В конце концов в старике чувствовалось достоинство.

— Даже беднякам необходимо питаться. Те из нас, кто собирается изменить мир, должны быть сытыми… Предполагается, что нам нельзя думать об изменениях в Малайсии, да. Все же мы посмотрим, — он хитро подмигнул мне, затем указал на нашего предка, изображенного с распростертыми крыльями на вывеске таверны. — Чтобы здесь питаться, требуются такие же челюсти, как у этого создания. Ты не против зайти в наш притон, де Чироло?

Мы протиснулись в таверну, где Бентсона знали и уважали. Быстро приняв заказ, мрачная девица принесла суп, хлеб, мясные тефтели с перцем и кувшин пива.

Мы принялись за еду. Не обращая внимания на толкотню за спиной, я целиком отдался этому процессу. Через некоторое время я глубоко вздохнул и отказался от очередной порции пива, которую мне собирался предложить Бентсон.

— Хорошо быть иногда сытым в полдень, — сказал я, — это небольшая перемена в жизни. — Тут я слегка задумался. — Почему я упомянул слово «перемена»? Сегодня, кажется, все говорят о переменах — очевидно, заседания Совета влияют на состояние умов.