Малая Бронная - [6]

Шрифт
Интервал

— Обидел? — спросил, подходя к ней, Дима и протянул пирожок, да с таким обезоруживающе-виноватым видом, что невозможно отказать ему.

— Спасибо.

— Мир? — просиял Дима. — Учти, пекла твоя свекровь. Я это серьезно, — и скрылся за станком.

Оттаскивая ящик набравшихся гильз к проходу, чтобы легче было его забрать грузчикам, Аля наконец-то поняла: Дима сделал ей предложение. Первое в ее жизни. Не считая шутливого сна Игоря под старый Новый год, в котором он видел свою будущую жену:

— Смотрю, а она такая знакомая, вроде бы ты…

Аля сочла это признание за подначку. Но то было год назад. А теперь вот Дима — с пирожком от свекрови. Неужели ни один парень не умеет сказать: я тебя люблю, будь моей женой? Или это устаревшая формула? А уж парадный костюм и цветы для таких случаев вовсе анахронизм? Или она сама старомодная, хочет чего-то книжного? Да все это ей ни к чему! В семнадцать лет замуж? Обалдеть! И тут же ужаснулась: о чем думаю? Война же…

А дома письмо от Игоря. Неужели? Наконец-то.

«Нет такой дружбы, которая не знала бы ссор… Если я обидел тебя болтовней… она мой щит…»

О чем он? С фронта — и такое…

Посмотрела на дату в конце письма… довоенное! Еще из училища. Из-за чего же они тогда поссорились? Кажется, из-за Алеши Карамазова.

— Вере твоего Алеши нужно подкрепление чудом.

— А что такое чудо? — спросила она.

— Человек. А не труп старца.

— Старец был человеком, облегчал души.

— Обманывал. Посюсюкает, а есть людям все равно нечего.

— Не мог же монах революцию устроить!

— Вот именно. Алеша жил эмоциями…

— Разум без эмоций… — И пошли-поехали в разные стороны.

Дурачки, смешные дурачки.

«Теперь твое право сказать: «пеняй на себя», или… ты простишь меня?»

Чего прощать? Только бы прислал настоящее, теперешнее письмо. После двадцать третьего июня. Именно в то утро постучали. Аля вскочила с постели, накинула халатик. В дверь просунулась мятая со сна физиономия Барина, и он скороговоркой, с дрожью в голосе зачастил:

— Звонил Игорь с Курского вокзала… Его эшелон… все училище на фронт. Велел тебе и деду Коле передать. — И, задышав прерывисто, схватился за волосы и захлопнул дверь.

Аля подняла всех, даже Пашка вылез из постели жены. И успели.

На перроне одни военные. Все в одинаковом зеленом, или, как теперь говорили, — цвета хаки. Который из них Игорь? Узнал дед Коля. Крикнул необычно, как никогда не называл Игоря:

— Внучек!

Тот услыхал. Подбежал. Загорелый, глаза блестят, веселый. А дома Барин в волосы вцепился от страха.

— Пришли? Ну, спасибо, други!

И уже команда:

— Па-а ва-го-на-ам!

Дед Коля припал к широкой груди внука, такой маленький, полуседой, старый… Оттолкнул, строго глянул сухими глазами, сказал отрывисто:

— Возвращайся… с честью.

Пашка, Горька, даже Славик хлопали Игоря по плечам и спине, аж гудело. Натка привстала на носки, приложилась к его подбородку сестрински. А Аля все пропускала остальных, чтобы последней ощутить тепло его руки. Поцеловать, как Натка, да еще на людях, не могла, не было у них еще такого. Вагоны уже двигались, а он все еще не выпускал ее руку… На ходу прыгнул в свой товарняк, засовывая в карманы папиросы, спички, конфеты, что надарили провожающие. Кто-то сзади него крикнул:

— Девушка, жди!

Игорь, держась одной рукой за поручень, скользил взглядом по дорогим лицам. Встретился глазами с Алей, и лицо его стало каким-то потерянным… Из вагонов кричали, махали руками и пилотками, а они сиротливой кучкой стояли на перроне, тоскливо глядя вслед эшелону.

Только в метро Аля поняла: лицо Игоря в последний момент отразило то, что он увидел в ее глазах, во всей ее поникшей фигурке в белом маркизетовом, перешитом из маминого, платье. И она ощутила страшную пустоту, предчувствие неминуемых испытаний. Наверное, надо было бодрее улыбнуться хотя бы? Нет, все правильно, как на самом деле, так и лучше.

С того дня война вошла в ее жизнь хозяйкой. И она жила работой, сводками с фронта и ожиданием писем. Как все в их дворе, как миллионы других людей. Раньше была уверена: не ответит Игорю на письмо, сам явится, исправному курсанту не отказывали в увольнительных, а училище недалеко — под Москвой. И помирятся, и опять поссорятся. Теперь не до ссор-примирений, война. Все провожающие молчали, даже говорливый Горька, а у Славика слезы на глазах, завидовал Игорю:

— На настоящий фронт покатил. Слушай, Аль, махнем на завод?

— Не сидеть же сложа руки.

Натка сошла первой, в свой медтехникум отправилась. А на Арбате, отстав от Пашки с Горькой, Аля и Славик пошли рядом с дедом. Он покряхтывал:

— Гх-х… мне бы вместо него. А вам чего надо, выкладывайте?

— Дедунь, — подластился Славик. — Нам бы на твой завод.

— Так бы и сказали, а то волокутся, как хромые. Поеду с вами днем, хоть у меня и пересменок. На заводе нехватка кадров.

И в полдень поехали втроем. До Крестьянской заставы и дальше на челночке. Оставил их дед Коля в отделе кадров, там в окошечко взяли паспорт Али и метрику Славика. Они ждали, ждали…

— Девушка, ученицей на полуавтомат, а ты, малый, так пойдешь, там подберут по силам.

— Нам в один цех надо, — заявил Славик.

— В один и пойдете. Завтра к семи за пропусками, а сейчас гуляйте отсюда.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.