Малая Бронная - [104]

Шрифт
Интервал

Феня задула лампу и легла. Потом сказала строго:

— А ждать нужно, без этого никак нельзя.

Вере стало жаль ее до слез, но она не знала, как утешить подругу. Вспомнила о сегодняшнем происшествии, решила поговорить об этом несчастном пареньке, но Феня крепко спала.

Когда Вера проснулась, Фени уже не было. На столе в чугунке горячая картошка. Поев, Вера пошла в правление колхоза. Девушка-счетовод взяла у Веры список нужных следователю людей, да так и ахнула:

— Пропал теперь Митька, не зря вешался, бедняга!

— Какой Митька? — заглянула Вера в свой список через ее плечо.

— А вот: Стегачев Д. К.

— Так это же заведующий пунктом Заготзерно.

— Я и говорю, Д. Стегачев, кладовщик и есть наш Митька, Дмитрий.

— Кладовщик? Не может быть, он же совсем мальчик.

— В том и дело.

Вера приказала немедленно разыскать председателя. Феня прибежала сердитая, брови сведены, губы поджаты.

— Ты Митяшку не трожь, — придвинувшись к Вере, прошипела она. — Я тебе за него залог дам, поручимся всем колхозом, дай опомниться малому.

— Феня, ну что это ты, — укоризненно остановила ее Вера.

— Да ведь он чист, на глазах вырос, — обмякнув, загоревала Феня. — У нас и старики не упомнят, чтобы кто на себя руки наложил. Разберись, Христа ради, ты девка с головой. Все его жалеют.

Это подтвердилось немедленно. Люди шли и шли «записываться в свидетели» и в один голос хвалили Митьку: правдив, смирен, весь на виду. А мать твердила сквозь слезы:

— Неповинен он, неповинен. Отец узнает, что это будет!

— На фронт не торопи плохую весть, — останавливала ее Феня.

— Отец должен знать, в нем вся помощь, может, командир его напишет начальству, заступится.

— Да я сама в райком пойду, если что, не береди мужику сердце, не гони на смерть.

Все за Митьку, но никто не мог объяснить, куда девались четыре тонны зерна, и пришлось допросить самого Митьку.

— Ты полегче с ним, в сомнении парень, сам еще не знает, какой позор хуже, быть вором или удавленником, — упрашивала Феня.

Митька пришел сразу и, стараясь не смотреть в глаза Вере, заикаясь от волнения, шептал:

— Н-не крал я, н-не крал отродясь.

— Я верю тебе, понимаешь — верю.

Вера мучилась не меньше Митьки и все же затронула больной вопрос:

— Почему решился на такое?

И Митьку прорвало. Пережитое потрясение нашло выход в путаном потоке слов, из которого Вера поняла: и люди, и Феня правы, Митька чист. А он все говорил и говорил:

— Как стану глядеть в глаза бате? А мамка за что передачи носить станет? И куда бы мне это зерно? Да я один и в амбар не ходил, тетка Феня скажет. В Дубках сроду воров не водилось, я весь мир ославлю?

И слова, и поступки Митьки были по-детски наивны. Осмотрев амбар и составив акт об отсутствии у Митьки имущества, Вера собралась ехать. Феня насыпала ей полный портфель яблок и пошла немного проводить.

— На тебя, девушка, вся надежда. С Климовым-то ладишь?

— Нет, — призналась Вера.

— Он покой больно любит, а ты небось спорщица? А Шарапов не поддержит? У того все срыву, но не злой, только охота ему в прокурорах походить.

— Почему так думаешь?

— На бюро райкома так и выскакивает вперед Климова, все со своим личным мнением. Петушок! Ну, ладно, прощай, в следующий раз погости подольше, всех воров не переловишь, отдохни.

За деревней следователя поджидал Митька. Молча пошел рядом с линейкой и все мял в руках свою кепку.

— Что же теперь будет? — спросил наконец, преодолев робость.

— Все будет хорошо, — с непонятной для себя уверенностью ответила Вера. Митька вспыхнул, глаза заблестели. Поверил.

Возвратившись в прокуратуру, Вера сразу пошла к Климову. Климов, как всегда, заупрямился.

— Тебе бы только прекращать дела, а за это не хвалят.

— Но одна недостача не доказательство.

— Вот именно. Ты даже имущество у него не описала.

— Живет в отцовском доме, ничего еще не нажил. Паренек же совсем молоденький.

— А зерна нет? То-то.

Он наморщил лоб в толстые складки, долго думал.

— Оставь дело у меня, я посмотрю.

4

Чтобы не идти к Смирновой седьмого ноября, Вера выехала накануне в соседний район. Дело там было пустяковое, и в самый праздник она возвращалась в Песчанск. К Смирновой не пошла из-за Жени Сажевской. Встреча с нею была бы трудной, неловкой, а в другое место идти не хотелось.

Вера пустила Стрелку шагом и сидела нахохлившись. Кругом лежали совсем опустевшие поля, трава на лугах побурела, лес оголился. На дороге ни души. Только она со Стрелкой. В полдень Вера остановила Стрелку, привязала ей торбу с овсом, а сама прилегла на копнушку сена, приткнувшуюся у дороги. Над нею опрокинулось сиреневатое небо, затянутое по краям дымчатыми облаками. И тишина такая, что ухо невольно ловило мерное похрумкивание жующей овес Стрелки. Птицы улетели, урожай убран, воздух сухой и холодноватый.

Давно-давно в детстве отец взял ее однажды на охоту. Поехали до рассвета, лес стоял в серой мгле, сырой и безмолвный. Но вот взошло солнце, и зарумянились березы, медью отсвечивали стволы сосен, лес зашумел, запел. Первый выстрел гулко ухнул над озером. Отец поглядывал на нее чуть насмешливыми ласковыми глазами, как бы спрашивая: хорошо? И ей действительно было хорошо. Впрочем, с отцом ей всегда было радостно, он умел делать окружающее интересным, значительным. Где он теперь?


Рекомендуем почитать
Дивное поле

Книга рассказов, героями которых являются наши современники, труженики городов и сел.


Наши времена

Тевье Ген — известный еврейский писатель. Его сборник «Наши времена» состоит из одноименного романа «Наши времена», ранее опубликованного под названием «Стальной ручей». В настоящем издании роман дополнен новой частью, завершающей это многоплановое произведение. В сборник вошли две повести — «Срочная телеграмма» и «Родственники», а также ряд рассказов, посвященных, как и все его творчество, нашим современникам.


Встречный огонь

Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.


Любовь и память

Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.


В полдень, на Белых прудах

Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!