Малатаверн - [20]

Старухин пес, здоровенный Фино, тоже привиделся ему. Собака с лаем носилась по двору, кидалась на сетку, все пуще заливалась лаем, а потом опять принималась носиться. При ее приближении куры переставали ковыряться в земле и смотрели на собаку, подергивая в ее сторону головой. Когда же пес отбегал подальше, куры опять с остервенением набрасывались на вытоптанную землю. Старуха сновала по двору, ковыляя от дровяного сарая на скотный двор, потом на кухню или в амбар, прикрикивая на собаку, только когда та попадалась ей под ноги.

Чем дальше, тем отчетливее становилась картина. Всплывали вроде бы забытые подробности, но по-прежнему все было ярко освещено солнцем, в ярких солнечных лучах люди шли по дороге или лезли в гору по Гиблой дороге…

Покончив с едой, хозяин скрутил сигарету, прикурил, затянулся несколько раз, затем откинулся на стенку откоса и надвинул кепку на глаза. Когда он внезапно замолчал, Робер посмотрел в его сторону: хозяин спал. Тогда Робер бесшумно поднялся и вылез из ямы.

Очутившись на краю, он вновь оглядел долину. В это мгновение в облаках образовался просвет, и в юго-западном направлении протянулась широкая полоса голубого неба. На противоположной стороне солнце освещало вершину горы, а кое-где и ручей, и старую дорогу. Но весь Гиблый холм оставался неосвещен. Черная тень сгущалась над Малатаверном. То была тень от горы, облака были ни при чем, а на гребне волновались леса и гудели, словно водопад.

Робер оказался на самом ветру, и, хотя ветер был довольно теплый, "парень невольно поежился. Он зашагал краем луга в сторону фермы Ферри. Метров через сто показался край крыши. Это и впрямь была усадьба, а вот и знакомый тополь. Юноша пошел дальше, и вскоре весь дом и двор уже лежали перед ним. Во дворе кормились куры, но кроме них не было ни души. Из трубы вился тонкий белый дымок; ветер прибивал его к крыше и тут же уносил прочь, в сторону заросшей дроком пустоши, усеянной серыми валунами.

Робер сел в траву. Как знать, а вдруг Жильберта выйдет зачем-нибудь. Если припустить бегом, то за пять минут он будет рядом с ней. Да если она его увидит, то наверняка сама поспешит в его сторону.

Он представил, как они бегут навстречу друг другу. Окинув холм взглядом, Робер подумал, что можно было бы отойти к Монфорской дороге. А уж там их никто не увидит.

Но двор оставался пустым, и Робер вновь перевел взгляд к Малатаверну.

Вот мамаша Вентар вышла во двор. Она была уже за домом и шла в сад с корзиной в руках. Подойдя к яблоням, она принялась собирать плоды. Собака бежала за ней до самой ограды, но старуха не выпустила пса, и теперь он дожидался хозяйку, вытянувшись во всю длину, так что нос торчал из-под сетки, а хвост мел по земле.

Ветер разогнал пыль, и каждую мелочь было хорошо видно даже издалека.

Наблюдая за старухой, Робер почувствовал, как что-то сжимается у него в груди. Нечто подобное творилось с ним утром на дороге, но теперь ощущение это усиливалось.

Он собирался уходить, как вдруг появилась Жильберта. Она шла через двор, неся дымящийся котелок. Робер поднес было пальцы к губам, собираясь свистнуть, но вдруг вспомнил о хозяине и о родителях Жильберты. Он вскочил и помчался, размахивая рукой.

Девушка заметила его. Она поставила котелок у дверей свинарника, покосилась в сторону дома и поспешила вверх по холму в направлении Монфорской дороги. Туда же свернул и Робер.

Встретившись, они тут же спустились в траву позади росшего вдоль дороги орешника. Оба запыхались. Несколько мгновений они шумно отдувались и, не говоря ни слова, улыбались друг другу. Вдруг лицо Жильберты посерьезнело, она нахмурилась.

– Знаешь новость? – спросила она.

– Чего?

– Помнишь вчерашний шум? Это были воры. Они стащили несколько кило недосушенного сыра с фермы Бувье.

Робер взглянул на усадьбу Бувье, видневшуюся среди ветвей, и чуть слышно отозвался:

– А! Ну надо же!

– Но хуже всего другое!

Робер по-прежнему не осмеливался поднять глаза на подружку, а та продолжала:

– Когда они там шуровали, то оставили, ворота открытыми. И вот одна телка ушла, а папаша Бувье это и в голову не пришло. Он не глядя затворил ворота. А хватился только утром, когда пошел доить коров… Пошли ее искать. И нашли выше по горе… Дохлую… Раздувшуюся… После люцерны!

Она говорила, а в голосе у нее звенел гнев. Робер обернулся. Девушка раскраснелась, ее глаза горели яростью.

– Ты представляешь! – продолжала она. – Телка издохла! Да они и знать не знают, сколько она стоит! Сегодня на рынке все только об этом и говорили. Папаша Бувье заявил в полицию. Тех, кто это учинил, наверняка найдут. Ох, не поздоровится этим гадам!

Робер не мог вымолвить ни слова. Он старательно рассматривал траву. Наконец сорвал травинку и стал жевать ее, потом все же выговорил:

– А может, они не местные?

– А вот жандармы считают, что как раз местные. Полицейские подозревают парней из Сент-Люс.

– А кого именно?

– Ну, я не знаю. Сам понимаешь, они не скажут. Она помолчала с минуту, потом прибавила дрогнувшим голосом:

– Во всяком случае, все мужчины с окрестных ферм решили организовать собственную охрану, раз жандармам не до этого. Отец говорит, что сегодня ночью все ружья в округе будут заряжены крупной дробью.