Малакай и я (ЛП) - [17]

Она нахмурилась, поднявшись на ноги.

— Я тут пытаюсь извиниться!

— Я знаю, поэтому и раздражаешь, — сказал я, садясь на ту же ступеньку, на которой она только что сидела. Я указал на свой раненый локоть.

— Ты должна любезно позволить мне быть немного раздраженным с тобой перед тем, как извиниться, а уж потом делать меня мудаком, который не хочет принимать извинения.

— Что это за логика?

Я посмотрел на нее.

— Моя логика. И поскольку это мой дом, а я твой клиент, моя логика — единственная логика, которая имеет значение.

Она поморщилась и окинула меня взглядом с ног до головы, прежде чем села рядом.

— Эстер Ноэль. Редактор переводов в издательстве «Пенокси», опытная растеряха, персона нон-грата Либер Фоллс и создатель сайта Народ Лорда Онлайн. Я твоя самая большая поклонница.

Она вытянула руку, на каждой из которых было около четырех разных колец. Я на мгновение уставился на них, потом на нее.

— Если вы не пожмете ее, я буду чувствовать себя крайне неловко, тогда я потеряю самообладание, и кто знает, сколько неприятностей это может принести.

Она была права. Это было неловко.

— Малакай Лорд, — сказал я, протянув руку для рукопожатия, и в тот момент, когда я это сделал, боль пронзила меня. Я уронил полотенце, мое зрение размылось, и я упал вперед.

— Мал... Малакай!

— Не… звони 911, — хотел я сказать, но все стало черным, и я провалился в прошлое.

ГЛАВА 6. ГРАНАТОВЫЕ ЦВЕТЫ

МАЛАКАЙ

1599 Бхадра (август) — Лахор, столица Хиндустана, Империя Великих Моголов⁶

Возвращаясь с войны, я сидел рядом с правителем. Ко мне подошла Любовь и спросила:

— Ты умрешь за меня? Ты пройдешь сквозь огонь для меня? Ты бы отказался от самых сладких вин и восхитительных угощений, чтобы никогда не отпускать мою руку?

Она подняла глаза от инструмента, на пальцах золотые кольца, облачена в самые прекрасные зеленые ткани и драгоценности, босая на красных плитах избранных куртизанских покоев, которые подарил ей мой отец, Император Акбар. Ее длинная каштановая коса лежала на плече и спускалась на колени. Стараясь лишить меня своей улыбки и чудесной теплоты ее солнечных глаз, она вернулась к инструменту, тихо играя, спросив:

— И что ты ответил Любви?

— Мой ответ, — повторил я, следуя к ней по зеленому с золотым узору на плитках, — мой ответ был таким, который Любовь и ожидала.

— Любовь ничего не ждет. Даже любви взамен, — прошептала она, ее руки и глаза не отрывались от инструмента.

Дойдя до узора красного цветка позади нее, я приложил руку к ее щеке, и она прильнула к ней.

— Моя любовь ждет, — прошептал я, поглаживая ее по щеке. — Я сказал «да». Я сказал «да» любви. Как жить без тебя? Позволь мне умереть, лишь бы не знать этого. Что такое огонь для того, чье сердце в огне? Ибо я огонь для тебя.

— А вино и угощения? — спросила она, когда я сел рядом с ней.

— От этого я не откажусь. — Чтобы она не успела отвернуться, я приложил палец к ее розовым губам. — Потому что твои губы слаще любых вин, а восхитительны только те угощения, которые я могу разделить с тобой.

— Салим, — она хихикнула. — В этой жизни ты принц и все равно остаешься поэтом.

— Анаркали., — я усмехнулся. — Кто бы не стал поэтом, только взглянув на тебя?

— Мне не важно, кто еще... даже императоры.

Она опустила голову, и я поднял пальцем ее подбородок. Я никогда еще не видел ее лица таким серьезным, когда она сказала:

— Я не его куртизанка.

— Конечно, — согласился я, и когда она расслабилась, сказал: — ты моя.

— Ты! — Она потянулась, чтобы поцеловать меня, но я уже поднялся на ноги.

— Почему тебе не нравится слово куртизанка? — дразнил я ее, и когда она подняла свою лехенгу (прим. Пер.: Лехенга — часть женской индийской национальной одежды, длинная юбка со складками, богато украшенной шитьем, зеркальцами, позументом, расшитой бисером, стеклярусом, стразами, а иногда и драгоценными камнями), чтобы пойти за мной, упало ее одхани (прим. Пер.: Одхани — часть женской индийской национальной одежды, большая шаль, закрывающая грудь и плечи), и ее талия и живот полностью завладели моим вниманием, позволяя ей схватить меня.

— Если я единственная женщина, к которой ты будешь прикасаться, — шепнула она в моих руках, в то время как я дотронулся ладонями до ее кожи и прижал за талию ближе, — и если никто, кроме тебя, меня не тронет... тогда я буду горда называться куртизанкой.

— А женой?

Она потянулась вверх, ее пальцы слегка касались шрама на моем глазу.

— На этот раз ты принц Хиндустана. Я не могу быть никем, кроме как куртизанкой.

— Во мне все меняется, но не любовь к тебе. Ты моя жена, пока мы живы. Из всех сыновей императора Акбара я самый любимый, я попрошу у него тебя как награду за победу на войне. Ты станешь моей куртизанкой. Мне никто не нужен, кроме тебя, и когда я стану правителем Хиндустана, когда никто не встанет у нас на пути, ты будешь моей женой.

Я не просто надеялся. Я видел это. Видел, насколько близка возможность, наконец, быть вместе, и она это видела, поэтому крепко обняла меня и прижалась.

— Анаркали! Анаркали!

Мы быстро отстранились, когда до нас донесся женский хихикающий голос. Анаркали бросилась поднимать свою шаль, а я скрылся за углом позади зеркала, где уже не мог ее видеть, когда вошла девушка.