Максимы и мысли. Характеры и анекдоты - [40]

Шрифт
Интервал

Я слышу колокольчик Барашка к нам ведутп.

Это стихи из одной комической оперы.

Когда виконт де Ноайль бросил юную г-жу М*, та, пребывая в отчаянье, твердила: оУ меня, вероятно, будет еще много любовников, но никого я не полюблю так, как любила виконта де Ноайляп.

Когда герцогу де Шуазелю кто-то сказал, что ему беспримерно везет в жизни, он ответил: оДа, везет - и на удачи, и на неудачип.-оКак так?п. - оА вот, судите сами. Я всегда был очень обходителен с потаскушками, но одною все-таки пренебрег, а она взяла и стала некоронованной королевой Франции. Я пекся о войсковых инспекторах, осыпал их золотом и отличиями, но к одному из них, всеми презираемому, отнесся несколько свысока, а он - это господин де Монтенар - сделался военным министром. Известно, как я заботился о всех наших послах, за исключением одного тугодума, которого остальные дипломаты не ставили ни в грош и с которым они не желали знаться из-за его ноле

пого мезальянса, а он - это господин де Верженн,-он-то и стал министром иностранных дел. Согласитесь, я имею основания утверждать, что мне беспримерно везет во всех смыслах - и на удачи, и на неудачип.

Характер г-на президента де Монтескье был отнюдь не столь возвышен, как его гений. Всем известны его аристократические пристрастия, мелкое тщеславие и проч. Когда вышел оДух законовп, об этом сочинении было опубликовано множество дрянных или посредственных отзывов, которыми Монтескье с презрением пренебрег. Однако вскоре он узнал, что некий литератор написал о его трактате критический труд, где содержится немало метких замечаний, н что г-н Дюпен намерен выпустить эту книгу в свет под своим именем. Новость повергла Монтескье в полное отчаяние. Тем временем книга была напечатана, и ее собирались пустить в продажу. Тогда Монтескье прибег к помощи г-жиде Помпадур, и та по его просьбе приказала доставить к ней типографа вместе с изданием, которое тут же все целиком пошло под нож. Спасти удалось лишь пять зкземпляров.

Г-н и г-жа д'Анживилье, г-н и г-жа Неккер представляют собой супружеские пары, единственные в своем роде. При встрече с ними кажется, Лудто каждый из них изумительно подходит к своей половине и что более прочную привязанность просто невозможно себе вообразить. Однако, присмотревшись к ним, я нашел, что чувство лишь в очень малой степени соединяет их, а если говорить о характерах, то именно несхожесть последних и связывает обе эти четы.

Маршал де Ноайль сильно бранил одну новую трагедию. оНо господин д'Омон, из чьей ложи вы смотрели эту пьесу, уверяет, что она исторгла у вас слезып,-возразили ему. - оУ меня?-удивился маршал. - Да что вы1 Просто он сам заплакал после первой сцены, а я счел пристойным разделить его скорбьп.

Г-н Т* сказал мне однажды, что светский человек, совершая смелый о честный поступок из побуждений, достойных этого поступка, то есть столь же благородных, вынужден, как правило, объяснять его мотивами Долее низменными и корыстными, иначе он вызовет слишком сильную зависть.

Людовик XV спросил герцога д'Эйена (впоследствии маршала де Ноайля), отправил ли тот уже свое столовое серебро на монетный двор. Герцог ответил отрицательно. оА я вот свое отправилп,-заявил король. оАх, государь,-возразил д'Эйен, - когда Иисус Христос умирал в страстную пятницу, он отлично знал, что вернется к жизни в светлое воскресеньеп.

В те времена, когда у нас водились еще янсенисты, их узнавали по длинному воротнику плаща. Архиепископ Лионский, который произвел на свет немало детей, при очередном подвиге такого рода тоже удлинял на дюйм воротник своего плаща. Воротник достиг у него в конце концов такой длины, что обладатель его прослыл янсенистом и довольно долго был на подозрении у двора.

Одному французу дозволили осмотреть кабинет испанского короля. Увидев кресло и письменный стол монарха, путешественник воскликнул: оТак вот где работает этот великий государь!п.-оЧто? Работает?возмутился его провожатый. - Да как вы смеете утверждать, будто столь великий король работает? Вы, что же, явились сюда насмехаться над его величеством?п. Произошла ссора, и французу пришлось немало попотеть. прежде чем он втолковал испанцу, что не имел намерения оскорбить достоинство его государя.

Де*, заметив, что г-н Барт ревнив (а ревновал он свою собственную жену), сказал ему: оВы ревнуете? А известно ли вам, что это признак чрезмерного самомнения? Не понимаете? Извольте, объясню. Знайте: стать рогоносцем может отнюдь не всякий. Для этого надо держать открытый дом, быть человеком порядочным, учтивым, общительным. Сначала приобретите эти достоинства, а уж потом порядочные люди посмотрят, стоит ли им что-нибудь сделать и для вас. Ну, кто сейчас станет украшать рогами такого, как вы? Разве что какое-нибудь ничтожество. Когда вам придет время опасаться рогов, я первый поздравлю вас с этимп.

Г-жа де Креки так отозвалась при мне о бароне де Бретейле: оЧерт возьми, этот барон хуже, чем грубое животное: он - дуракп.

Один острослов говорил мне, что Франция-это абсолютная монархия, ограниченная песнями.

Однажды, войдя в кабинет г-на Тюрго, аббат Делиль застал его за чтением рукописи. Это были оМесяцып Руше. Делиль догадался об этом и шутливо воскликнул: оВокруг поэзия свой аромат струилап. оВы слишком надушены, чтобы различать запахип,-отозвался Тюрго.


Рекомендуем почитать
Складка. Лейбниц и барокко

Похоже, наиболее эффективным чтение этой книги окажется для математиков, особенно специалистов по топологии. Книга перенасыщена математическими аллюзиями и многочисленными вариациями на тему пространственных преобразований. Можно без особых натяжек сказать, что книга Делеза посвящена барочной математике, а именно дифференциальному исчислению, которое изобрел Лейбниц. Именно лейбницевский, а никак не ньютоновский, вариант исчисления бесконечно малых проникнут совершенно особым барочным духом. Барокко толкуется Делезом как некая оперативная функция, или характерная черта, состоящая в беспрестанном производстве складок, в их нагромождении, разрастании, трансформации, в их устремленности в бесконечность.


Разрушающий и созидающий миры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращённые метафизики: жизнеописания, эссе, стихотворения в прозе

Этюды об искусстве, истории вымыслов и осколки легенд. Действительность в зеркале мифов, настоящее в перекрестии эпох.



Цикл бесед Джидду Кришнамурти с профессором Аланом Андерсоном. Сан Диего, Калифорния, 1974 год

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории

Вл. Соловьев оставил нам много замечательных книг. До 1917 года дважды выходило Собрание его сочинений в десяти томах. Представить такое литературное наследство в одном томе – задача непростая. Поэтому основополагающей стала идея отразить творческую эволюцию философа.Настоящее издание содержит работы, тематически весьма разнообразные и написанные на протяжении двадцати шести лет – от магистерской диссертации «Кризис западной философии» (1847) до знаменитых «Трех разговоров», которые он закончил за несколько месяцев до смерти.