Максимы и мысли. Характеры и анекдоты - [39]

Когда некоего философа упрекнули в чрезмерной любви к уединению, он возразил: оВ свете все стремится меня принизить; в одиночестве все меня возвышаетп.

Г-н де Б* - один из тех глупцов, которые всерьез верят, что положение в свете всегда соответствует истинной ценности человека. В простодушии своем он не допускает даже мысли, что человек порядочный, но ниже его рангом или не украшенный орденом, может пользоваться б6льшим уважением, нежели он. Вот г-н де Б* встречает такого человека в одном из тех домов, где еще не разучились чтить талант. Он по-дурацки таращит глаза от изумления. оНе иначе как этот человек выиграл крупный куш в лотерееп,-думает он и позволяет себе называть нового знакомца олюбезныйп, хотя к последнему даже в самом избранном обществе относятся чрезвычайно почтительно. Я не раз наблюдал подобные сцены, достойные пера Лабрюйера.*

Внимательно присмотревшись к М*, я нашел, что характер у него весьма примечательный: он очень приятен в обхождении, ибо, стремясь понравиться только друзьям или тем, кого уважает, он вместе с тем всячески избегает вызывать к себе неприязнь. Такое поведение представляется мне вполне разумным: оно позволяет воздавать должное как дружбе, так и свету. Делать людям больше добра, быть услужливей и ласковей, нежели М*, нетрудно; причинять им меньше вреда, реже докучать им и раздражать их, нежели он, невозможно.

Однажды, когда аббату Допилю предстояло читать свои стихи в Академии по случаю вступления в нее одного из его друзей, он бросил такую фразу: оМне хочется, чтобы о чтении не знали заранее, но я боюсь, что сам же о нем и разболтаюп.

Г-жа Возе предавалась любовным утехам с некиим учителем немецкого языка. Так их и застал г-н Возе, вернувшись из Академии. оЯ же вам говорил, что мне надобно уходитьп,-упрекнул даму немец. оЧто мне надобно уйтип,-поправил г-н Возе, даже в эту минуту оставаясь пуристом.

Г-н Дюбрейль, уже смертельно больной, сказал своему другу, г-ну Пемежа: оДруг мой, зачем ко мне впустили столько народу? Здесь можно находиться только тебе: ведь моя болезнь заразнап. Пемежа спросили, велико ли его состояние.

- У меня полторы тысячи ливров ренты. .

- Это очень мало.

- Не беда,-ответил Пемежа.-Дюбрейль богат.

Узнав о смерти г-на Дюбрейля, графиня де Тессе сказала: оОн был такой несговорчивый, такой неподкупный) Всякий раз, когда я собиралась подарить ему что-нибудь, у меня от волнения делался приступ лихорадкип. - оУ меня тоже,-подхватила г-жа де Шампань, в свое время поместившая на имя Дюбрейля 36000 ливров.-Поэтому я решила отболеть разом и не мучиться больше недомоганиями по пустякамп.

Когда аббат Мори был еще беден, он взялся обучать латыни некоего старого советника парламента, пожелавшего читать в подлиннике гостициановы оИнституциип.* Через несколько лет он встречается с нил1 в одном и - к немалому удивлению его бывшего ученика-весьма родовитом семействе.

- Ба! Это вы, аббат? Каким ветром вас сюда занесло? -покровительственно осведомляется советник.

- Тем же, что и вас.

- Ну, я - это другое дело. Итак, ваши дела пошли на лад? Вы чегонибудь добились на духовном поприще?

- Я - главный викарий господина де Ломбе.

- Черт побори, это уже кое-что1 И сколько же вам дает ваше место?

- Тысячу франков.

- Немного,-бросает советник, вновь впадая в покровительственный и чуть пренебрежительный тон.

- Но у меня есть приорство, приносящее мне тысячу экю.

- Тысячу экю? Недурно) (Говорится это с видом уже куда более почтительным ).

- А с хозяином здешнего дома я познакомился у кардинала де Pогана.

- Oго Вы бываете у кардинала де Рамна?

- Да. Он исхлопотал для меня аббатство.

- Аббатство? В таком случае прошу вас, господин аббат, сделайте мне честь и отобедайте у меня.

Как-то вечером, сидя в кругу своих угодников, которые завели разговор о дружбе, г-н де Ла Поплиньер разулся и протянул ноги к огню. Подошла его болонка и стала их лизать. оВот истинный друг!п, - возгласил де Ла Поплиньер, указывая на собачку.

Боссюэ так и не удалось научить Великого дофина писать письма: этот принц был очень нерадив. Рассказывают, что все его записки к графине дю Рур неизменно заканчивались одной н той же фразой: оКороль вызывает меня на советп. Когда графиню удалили от двора, один из приближенных дофина спросил его, не огорчен ли он этим событием. оКонечно, огорчен,-ответил принц.-Зато мне больше не придется писать ей записки)п.

Архиепископ Тулуэский (Бриенн) в разговоре с г-ном де Сен-При, дедом г-на д'Антрага, заметил: оНи один министр французских королей никогда не доводил свои честолюбивые планы до полного завершенияп. оА кардинал Ришелье?п,-удивился собеседник. оОн остановился на полпутип, - отрезал архиепископ. В этой фразе-весь его характер.

Маршал де Бройль, женатый на наследнице негоцианта, имел от нее двух дочерей. Однажды ему и г-же де Бройль посоветовали отдать одну из них в какой-нибудь монашеский орден. оМой брак с госпожой де Бройль закрыл мне дорогу во все орденап,-ответил маршал. оИ в богадельнюп, - подхватила его супруга.

Супруга маршала де Люксембурга, приехав в церковь с опозданием, осведомилась, давно ли началась служба. В эту минуту раздался звон колокольчика, возвещающий возношение святых даров, и граф де Шабо, заикаясь, сказал ей: оСударыня,