Максимы и мысли. Характеры и анекдоты - [34]

Шрифт
Интервал

М* говаривал, что подагра похожа на внебрачных детей монарха: ей, как и им, стараются подольше не давать имени.

М* говорил г-ну де Водрейлю, человеку прямому и справедливому, но еще сохранившему кос-какие иллюзии: оПелены на глазах у вас нет, но вот очки чуточку запотелип.

Г-н де Б* считал, что женщине нельзя сказать в три часа пополудни то, что можно в шесть вечера; в шесть-то, что можно в девять; в девять-то, что можно в полночь, и т. д. оОсобенно тщательное-прибавлял он, - следует выбирать при ней выражения в полденьп. Он же утверждал, что взял с г-жой де* другой тон с тех пор, как она сменила обивку в своем будуаре с голубой на темно-красную.

Когда Ж.-Ж. Руссо был в Фонтенебло на представлении своего оДеревенского колдунап, к нему подошел какой-то придворный и учтиво сказал: оПозвольте, сударь, сделать вам комплиментп. - оЕсли он ловко составлен, пожалуйстап,-отозвался Руссо. Придворный удалился. а друзья начали упрекать Руссо. оНу, как вы ему ответили!п.-оВполне разумно,-возразил он. - Разве есть на свете что-нибудь ужаснее неловкого комплимента?п.

Живучи в Потсдаме, Вольтер как-то вечером после ужина в нескольких словах охарактеризовал хорошего монарха и тирана. Затем, постепенно воодушевляясь, он набросал картину страшных бедствий, нп которые обрекает человечество деспот, завоеватель и т. д. Слушая его, король прусский так умилился, что уронил слезу. оГлядите! Глядите! вскричал Вольтер.-Тигр плачет!п.

Как известно, г-н де Люин, получив пощечину и не решившись отомстить обидчику, был вынужден выйти из военной службы, после чего, почти сразу же, его назначили архиепископом Санским. В один прекрасный день, когда он служил торжественную мессу, некий скверным шутник схватил его митру, растянул ее руками и воскликнул: оДо чего же громко затрещала эта митра! Как от затрещины!п.

Фонтенеля трижды проваливали на выборах в Академию. Он частенько рассказывал об этом и всегда прибавлял: оЯ повторял эту историю всем, кто убивался из-за того, что не прошел в Академию, но так никого и не утешилп.

Рассуждая о нашем мире, где что бы ни случилось-все к худшему, М* заметил: оЯ где-то вычитал, что нет ничего вреднее для народа, чем монарх, который слишком долго царствует. Мне говорят, что бог вечен. Этим все сказаноп.

Вот очень тонкое и меткое замечание М*: как бы неприятны и даже нестерпимы ни были для нас недостатки того, с кем мы водимся, мы неизбежно перенимаем их - страдать от чужих недостатков еще не значит уберечься от них.

Вчера я присутствовал при философском разговоре Д* с Л*, и вэт что мне особенно запомнилось. оЯ интересуюсь немногим и немногими, а меньше всего-собственной особойп,-сказал Д* оНе объясняется ли все это одной причиной?-заметил Л*.-Не потому ли вы равнодушны к себе, что равнодушны к другим?п.-оВероятно, вы правы,-холодно согласился Д*.-Как бы там ни было, я просто говорю вам то, что есть. Равнодушие это развилось во мне постепенно: у каждого, кто живет с людьми и общается с ними, сердце рано или поздно должно либо разорваться, либо оледенетьп.

Вот забавное и широко известное в Испании происшествие: граф Аранда, получив пощечину от принца Астурийского, нынешнего кололя. вскоре после этого был назначен послом во Францию.

В ранней молодости мне как-то раз понадобилось повидать в один и тот же день Мармонтеля и Даламбера. С утра я отправляюсь к Мармонтелю-он жил тогда у г-жи Жоффрен,-но ошибаюсь дверью. Швейцар мне объявляет: оГосподин де Монмартель здесь больше не проживаетп - и дает мне его новый адрес. Вечером я иду на улицу СенДоминнк и справляюсь у какого-то швейцара, где квартирует Даламбер. оГосподин Штаремберг, венецианский посол? Третий дом отсюда...п. -оДа нет, господин Даламбер, член Французской академиип. - оТакого не знаюп.

Гельвеций был в молодости на загляденье хорош собой. Как-то вечером, когда он тихо и смирно сидел за кулисами театра подле мадмуазель Госсен, к ним подошел известный финансист и сказал актрисе на ухо, но так, чтобы слышал Гельвеций: оМадмуазель, не согласитесь ли вы принять шестьсот луидоров и подарить мне за это свою благосклонность?п. - оСударь. - ответила она, указывая ему на Гельвеция и тоже говоря достаточно громко, чтобы тот мог расслышать ее слова, - я сама дам вам двести, если вы явитесь ко мне завтра утром с таким же красивым лицом, как вот у негоп.

У юной и хорошенькой герцогини де Фронсак не было любовников, чему все немало дивились. Одна дама, желая намекнуть на то, что герцогиня рыжая и что вести себя столь благоразумно ей помогает именно это обстоятельство, заметила: оОна - вроде Самсона: ''*'' вся ее сила в волосахп.

Когда г-жа Бризар, известная своими любовными похождениями, приехала в Пломбьер, многие придворные дамы старались избегать встреч с нею. В числе их была и герцогиня де Жизор, известная своей набожностью. Друзья г-жи Бризар сообразили, что если г-жа де Жизор примет их приятельницу, то перестанут упрямиться и остальные дамы. Они предприняли соответственные шаги и добились своего. Г-жа Бризар, женщина приятная в обхождении, быстро очаровала богомолку, и они подружились. Тем не менее герцогиня при случае дала ей понять, что готова простить женщине один проступок, но не понимает, как можно без конца менять любовников. оУвы! - воскликнула г-жа Бризар. - Заводя сe6e нового, я всякий раз думала, что он будет последнимп.


Рекомендуем почитать
Складка. Лейбниц и барокко

Похоже, наиболее эффективным чтение этой книги окажется для математиков, особенно специалистов по топологии. Книга перенасыщена математическими аллюзиями и многочисленными вариациями на тему пространственных преобразований. Можно без особых натяжек сказать, что книга Делеза посвящена барочной математике, а именно дифференциальному исчислению, которое изобрел Лейбниц. Именно лейбницевский, а никак не ньютоновский, вариант исчисления бесконечно малых проникнут совершенно особым барочным духом. Барокко толкуется Делезом как некая оперативная функция, или характерная черта, состоящая в беспрестанном производстве складок, в их нагромождении, разрастании, трансформации, в их устремленности в бесконечность.


Разрушающий и созидающий миры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращённые метафизики: жизнеописания, эссе, стихотворения в прозе

Этюды об искусстве, истории вымыслов и осколки легенд. Действительность в зеркале мифов, настоящее в перекрестии эпох.



Цикл бесед Джидду Кришнамурти с профессором Аланом Андерсоном. Сан Диего, Калифорния, 1974 год

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории

Вл. Соловьев оставил нам много замечательных книг. До 1917 года дважды выходило Собрание его сочинений в десяти томах. Представить такое литературное наследство в одном томе – задача непростая. Поэтому основополагающей стала идея отразить творческую эволюцию философа.Настоящее издание содержит работы, тематически весьма разнообразные и написанные на протяжении двадцати шести лет – от магистерской диссертации «Кризис западной философии» (1847) до знаменитых «Трех разговоров», которые он закончил за несколько месяцев до смерти.