Максимилиан Робеспьер - [23]

Вслед за двором покинуло Версаль и Учредительное собрание.

Холодный осенний ветер рвал ветхую обшивку кареты. Максимилиан зябко кутался в плед. Снова Париж! Прощай, Версаль, прощайте, «Малые забавы»… Что-то ждет впереди?

Полузакрыв глаза, он мысленно проходил свой путь от мая до октября. Его не сломили первые неудачи — он был готов к ним. Его не отшатнула злоба — он ждал ее. Он уже испытал и едкую горечь поражения и первую радость победы. Он уже угадывал, что судьями и его дел, и его речей, и его самого будут не король, не министры, не товарищи по Собранию, а единственно народ, тот самый народ, во имя которого он решил биться без страха и упрека и которому готов был отдать весь свой талант, все свое честолюбие, всю свою жизнь — до последнего вздоха.

Глава 6 Снова Париж

Столица встречала Максимилиана неласково. Ветер срывал шляпу, дождь промочил до нитки, кругом двигались угрюмые, занятые своими делами люди.

Он чувствовал себя одиноким, потерянным. Он плохо знал Париж. Здесь у него никого не было. Когда-то, очень давно, в первые годы коллежа, Максимилиан посещал, правда, один дом, где его принимали с охотой и любовью. Это был дом Лароша, настоятеля Собора Парижской богоматери, дальнего родственника семьи Робеспьера. Ларош относился к Максимилиану с сердечностью, и юноша в те годы смотрел на него как на отца. Но добрый Ларош давно в могиле, жилище его занято чужими людьми. Былого не воскресишь. Надо срочно искать пристанище.

Первые заседания после переезда Ассамблея проводила в архиепископском дворце: потом законодатели осели в большом Тюильрийском манеже, близ резиденции короля.

О постоянном жилище в районе Тюильри Максимилиан и не помышлял: квартира в центре стоила дорого, и найти ее было трудно. Робеспьер поселился вдали от места своей работы, в квартале Марэ, на улице Сентонж, в доме № 30. Здесь он снял пополам с одним молодым человеком маленькую и плохонькую квартирку. Соседа звали Пьер Вилье. Он готовился к военной службе и, редко бывая дома, ничем не стеснял Максимилиана. Напротив, депутат иногда прибегал к его помощи, поручая ему переписку своих речей и разную мелкую работу.

Жизнь в столице была дорогой и хлопотливой. Максимилиан, никогда не имевший лишних денег, в первые месяцы пребывания в Париже сильно бедствовал и опять, как некогда в годы учения, отказывал себе в выходном костюме. Половину депутатского оклада он посылал сестре в Аррас; не дешево обходились ресторанные завтраки и обеды; остаток средств поглощали корреспонденция, покупка газет и оплата услуг Вилье.

Впрочем, отсутствие денег не смущало Максимилиана. Гораздо больше его беспокоило отсутствие времени. Учредительное собрание отнимало у него почти весь день, демократические клубы — вечер до одиннадцати-двенадцати часов, так что, уходя из дому ранним утром, он возвращался поздней ночью. А ведь нужно было еще просматривать газеты, писать письма, подготавливать статьи для прессы, встречаться с людьми, нужно было, наконец, — и это требовало особенно много времени — составлять тексты выступлений для следующего дня. И вот в противовес многим своим коллегам вроде Талейрана или Ле-Шапелье, которые, притомившись за день, коротали вечера и ночи в казино или публичных домах, пропуская затем очередные заседания, Робеспьер часто проводит ночи за письменным столом, с тем чтобы ранним утром снова быть во всеоружии идей и аргументов. Не удивительно, что вскоре его лицо еще более побледнеет, глаза ввалятся и засверкают лихорадочным блеском, а подушка узнает первые следы крови: страшное напряжение должно было оставить следы, которых не могли снять ежедневные принудительные прогулки от улицы Сентонж до Тюильрийского дворца и обратно. Эти прогулки он, впрочем, ценил не только потому, что во время их мог дышать воздухом и отвлекаться от постоянных мыслей. Они знакомили со столицей, с жизнью и настроениями тех людей, во имя интересов которых Максимилиан вел свои баталии в Учредительном собрании.

Как ни плохо знал Робеспьер Париж, от взгляда его на могли укрыться перемены, которые произошли здесь за последние восемь лет.

Этот огромный город с полумиллионным населением рос точно на дрожжах. Правда, центр с его дворцами, соборами и парками почти не менялся. Зато окраины и предместья ежегодно обрастали десятками новых зданий. Появилась особая категория буржуа-домовладельцев, которые воздвигали дома для того, чтобы сдавать их внаем. Максимилиан постоянно обращал внимание на многолюдность улиц и площадей, где царила нескончаемая пестрая сутолока, почти одинаковая и утром и вечером.

Париж недаром стоял в авангарде городов страны. Изделия его мануфактур славились далеко за пределами Франции. Обслуживая двор, крупных финансистов, богатых дворян и высшее духовенство, столичная промышленность изготовляла всевозможные предметы роскоши. Большой известностью пользовались королевские мануфактуры гобеленов и ковровых тканей, а также предприятия, производившие изысканную мебель. Однако крупные капиталистические мануфактуры с ручным или машинным трудом были исключениями. Подавляющее число предприятий Парижа представляли мелкие мастерские, насчитывающие всего лишь по нескольку человек рабочих.