Максим из Кольцовки - [33]

Шрифт
Интервал

Максим Дормидонтович вызов принял.

* * *

Первое время в театр Михайлов приходил рано. До сих пор он был неискушенным зрителем. Вместе со всеми входил в зрительный зал, занимал свое место, с восхищением слушал музыку, пение, поражался виртуозности балетных пируэтов, грандиозности декораций. Когда же по «небу» сцены летели лебеди или исчезала, «таяла» на ней настоящая, живая Снегурочка, он думал: «Узнать бы, как все это делается!» Узнать все это было теперь в его возможностях — и не только это!

Театр начинает жить с одиннадцати часов утра. В зале полумрак. Оркестр настраивает инструменты, которые жужжат, словно пчелы, на разные голоса. Изредка в этом хаосе звуков можно уловить знакомую мелодию, которую настойчиво повторяет или звонкоголосая флейта, или, как филин в лесу, ухает фагот. Наконец, за высоким пультом появляется дирижер. Музыкальный гомон смолкает.

Занавес закрыт, но там, на сцене, в свою очередь, кипит работа: бесшумно двигаются рабочие и бутафоры, обставляя сцену для репетиций. Репетируют не только на сцене. В фойе второго яруса поет мужской хор, в фойе третьего занимается детский хор, в большом нижнем зале повторяет танец новый состав балета. Занимаются даже в помещении буфета, в каждом уголке, который вечером предоставляется публике.

Максим Дормидонтович начинает с того, что слушает оркестр. В зале пусто, темно, и от этого особенно сосредоточенно и ясно звучит каждая мелодия. Единственное, что нарушает впечатление, это внезапная остановка оркестра после стука дирижерской палочки.

Отсюда он идет послушать детский хор. Эти маленькие, но уже опытные артисты особенно умиляют его!

На сцене — монтировочная репетиция. Оркестр уже не играет. Занавес открыт. Ближе к сцене, у барьера, стоит постановщик.

— Даем выгородку второго акта, — кричит со сцены режиссер.

«Выгородка!» Слово-то какое! Максиму Дормидонтовичу по сердцу каждый театральный термин.

Занавес снова закрывается. На сцене теперь командует заведующий постановочной частью.

Все в театре с большой охотой удовлетворяют любознательность нового баса, и, наконец, перед ним раскрываются все хитрости сценических превращений.

Присмотревшись к окружающей обстановке, Максим Дормидонтович перенес свое внимание на людей, которых не видит публика, но которые помогают рождению спектакля и его дальнейшему расцвету: гримеров, бутафоров, электроосветителей, костюмеров, слесарей — и не перечтешь эту армию беззаветно преданных своему делу людей.

Александр Иванович Смирнов. Под скромной профессией «гример» живет настоящий большой художник. Максима Дормидонтовича поразило, когда он увидел в обиталище Александра Ивановича не только «болванки» со всевозможными париками, эскизы, краски грима, но и карандашные наброски артистов без грима и в гриме. Александр Иванович заблаговременно изучает лица актеров, должных носить на себе печать царственности, иезуитства, боярской тупости… В маленькой мастерской живет человек-творец, который стремится, чтобы его искусство было реалистическим, правдивым.

Михайлов не раз подымался на шестой этаж театра, в гардеробную, в которой хранятся тысячи костюмов. Они размещены в больших стеклянных шкафах, и среди них, как неусыпный «цербер», — костюмер Платоныч. Он много десятков лет работает в театре и шутя говорит, что не помнит, кто раньше появился — театр или он. Есть в этих шкафах костюмы, с которыми у Платоныча связаны немеркнущие воспоминания:

— Вот в этом Леонид Витальевич Собинов Фауста пел, первый раз в своей жизни!

И Платоныч рассказывает, что это был за спектакль. Поклонники так неистово аплодировали, что один упал с пятого яруса! Хорошо, за электрические бра третьего яруса пиджаком зацепился!

А в этом костюме Федор Иванович Шаляпин впервые Бориса пел! Парча костюма не потускнела, видно, что берегут его надежные руки.

— А вот эту пуговицу я сам пришивал, — с гордостью продолжает Платоныч. — Как-то в сцене смерти рванул он себя за грудь, а она и отлетела…

Рассказывает Платоныч истории и других костюмов. Может быть, истории эти не очень значительны, но они залегли в его памяти, как самые дорогие.

Скоро Максим Дормидонтович настолько вошел в жизнь театра, что интересы каждого члена огромного коллектива стали казаться ему его кровными, собственными интересами.

В театре Михайлову поручили сразу две партии — Зарецкого в опере «Евгений Онегин» и Митюхи в опере «Борис Годунов». К работе он приступил с благоговением. До сих пор ему приходилось петь большею частью у микрофона, здесь же была сцена, партнеры…

Партия Зарецкого маленькая, но за ней стоял человек — со своим характером, волей, привычками. Мысленно рисуя себе этот образ, стараясь выявить черты героя, Максим Дормидонтович внимательно прислушивался к указаниям режиссера и дирижера, советовался с товарищами. Ему казалось, что порученная ему роль — самая ответственная в спектакле.

В день спектакля он пришел в театр так рано, что к своему выходу на сцену невероятно устал от волнения и бесконечного повторения самой длинной в своей партии фразы: «Кажется, противник ваш не явился?»

Наконец стали собираться и другие артисты. Все считали своим долгом зайти к «новичку», ведь они тоже в свое время испытали, что значит в жизни актера первый спектакль!


Рекомендуем почитать
Лошадь Н. И.

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Патрис Лумумба

Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.


Апостолы добра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Переход через пропасть

Данная книга не просто «мемуары», но — живая «хроника», записанная по горячим следам активным участником и одним из вдохновителей-организаторов событий 2014 года, что вошли в историю под наименованием «Русской весны в Новороссии». С. Моисеев свидетельствует: история творится не только через сильных мира, но и через незнаемое этого мира видимого. Своей книгой он дает возможность всем — сторонникам и противникам — разобраться в сути процессов, произошедших и продолжающихся в Новороссии и на общерусском пространстве в целом. При этом автор уверен: «переход через пропасть» — это не только о событиях Русской весны, но и о том, что каждый человек стоит перед пропастью, которую надо перейти в течении жизни.


Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.