Максим Горький - [8]
Рассказы молодого писателя печатает и казанский "Волжский вестник" тот самый, что пять лет назад писал о неудачной попытке самоубийства "нижегородского цехового Алексея Максимова Пешкова".
Много помогает Горькому, предостерегая от "красивых" слов, от многословия, Короленко. Советы его были краткими, но деловыми.
По совету и при содействии Короленко Горький переезжает в Самару (теперь Куйбышев) - сотрудничать в "Самарской газете".
К этому переезду его толкает и напряженность отношений с женой.
Первое время он был счастлив с Ольгой Юльевной. Но к главному делу мужа - литературе - она была равнодушна, и ее литературные вкусы вполне удовлетворялись мещанскими романами с запутанной интригой, благодушным концом и благонамеренными поучениями.
Не по душе пришлись писателю и постоянно наполнявшие дом друзья Ольги, люди пошлые и неинтересные, мешавшие работать, а острота ума и культура жены оказались неглубокими.
Жизнь супругов все более осложнялась, и Горький сказал жене: "Мне кажется, будет лучше, если я уеду". Она согласилась.
"Так кончилась история моей первой любви, - хорошая история, несмотря на ее плохой конец". Хорошая, ибо "самое умное, чего достиг человек, - это уменье любить женщину, поклоняться ее красоте; от любви к женщине родилось все прекрасное на земле", - писал Горький много лет спустя в очерке-воспоминании "О первой любви" (1923).
2
С февраля 1895 года Горький живет в Самаре. Здесь он стал профессиональным литератором, вошел в "большую литературу": шестую книжку известного в те годы журнала "Русское богатство" за 1895 год открывал горьковский "Челкаш".
В "Самарской газете" Горький писал заметки о городских событиях, фельетоны. Фельетоны подписывал странно - Иегудиил Хламида*.
______________
* Иегудиил - по еврейским религиозным сказаниям, один из семи высших ангельских чинов; хламида - у древних греков и римлян плащ, перекинутый через левое плечо; в просторечье - несуразная одежда (в Самаре Горький носил "крылатку" - широкий черный плащ).
"Весною 1895 года, - вспоминает один из сотрудников "Самарской газеты", - самарские обыватели с любопытством разглядывали появившегося в их городе юношу-оригинала... Высокий, плечистый, слегка сутулый, он неутомимо шагал по пыльным улицам, грязноватым базарным площадям, заходил в трактиры и пивнушки, появлялся на пароходах, возле лодок и баржей, в городском саду, заглядывал в окна магазинов и раскрытые двери лавчонок, словом, толокся среди пестрой толпы и нарядной "публики", всюду как бы вглядываясь в "гущу жизни" и прислушиваясь к ее гомону и крикам... Встречных, особливо "из господ", удивлял его разношерстный сборный костюм: старенькая, темная крылатка, раздувавшаяся на ходу; под нею русская рубашка, подпоясанная узким кавказским поясом; хохлацкие штаны синие, бумажные; сапоги татарские, мягкие с вставками из кусочков зеленой, красной и желтой кожи; в руках - толстая, суковатая палка... на голове - черная мягкая шляпа, с большими, обвисшими от дождя полями - "шляпа земли греческой", как звали мы, еще в гимназии, подобные головные украшения.
Из-под шляпы висели длинными прядями светлые волосы.
Странный парень забирался и в окрестности города, на дачи, бродил в засамарских пожнях (пожня - поле, на котором сжат хлеб; покос, луг. - И.Н.), по реке Татьянке; или среди мужиков и лошадей, телег с поднятыми оглоблями и желто-красных, грызущих семечки, баб переправлялся на "тот бок" Волги, в Рождествено, всюду суя свой острый, с четко вырезанными ноздрями нос... Высоко поднятые брови морщили лоб и придавали широкоскулому, серому, без кровинки, лицу слегка удивленное выражение. Взгляд казался блуждающим, однако наблюдательный человек мог бы подметить, что этот взгляд порою остро впивается в предмет, как бы хватая его цепко, осваивая, беря себе..."
Систематическая газетная работа заставляла молодого писателя зорко вглядываться в жизнь, отделять в ней главное от второстепенного, видеть в "мелочах" их сущность, задумываться над фактами самарских будней. В обзорах периодической печати Горький осуждал объективизм выступлений журналистов, нежелание думать о страшных трагедиях, происходящих в стране, неумение найти их причины.
Осуждение, на первый взгляд, отдельных частных фактов: тяжелого положения мальчиков-учеников на заводе, ограбления крестьян купцами, злоупотреблений городской думы, неурядиц в школе и суде - Горький поднимал до больших, принципиальных обобщений (хищническая капиталистическая эксплуатация, бездарность администрации, засилье мещанства и т.д.).
Задачу печати - и свою как журналиста - Горький видел в том, чтобы беспощадно осудить все отрицательное в общественной жизни и быту, будить общественную инициативу, поднимать человека на борьбу с пороками, привить ему чувство внутреннего достоинства, вызвать в людях желание переделать жизнь.
Уже в Самаре случилось, что фельетон Горького "был вытоптан цензором, как овсяное поле лошадью".
Начальник Главного управления по делам печати обращал внимание самарского губернатора на горьковский фельетон "Между прочим": "Автор фельетона негодует, что рабочий должен работать на купца, который остается хозяином всего современного экономического положения, и при этом высказывает, что представляется отрадным только то обстоятельство, что самые успехи капиталиста, на которого даром трудится рабочий, подготовляют ему гибель". Он просил губернатора "сделать распоряжение, чтобы на будущее время не были разрешены... статьи, могущие посеять вражду рабочих к хозяевам".
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Первая часть этой книги была опубликована в сборнике «Красное и белое». На литературном конкурсе «Арсис-2015» имени В. А. Рождественского, который прошёл в Тихвине в октябре 2015 года, очерк «Город, которого нет» признан лучшим в номинации «Публицистика». В книге публикуются также небольшой очерк о современном Тихвине: «Город, который есть» и подборка стихов «Город моей судьбы». Книга иллюстрирована фотографиями дореволюционного и современного периодов из личного архива автора.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Уильям Сомерсет Моэм (1874–1965), английский романист, драматург, создатель блестящих коротких рассказов, сохранивших очарование и поныне, самый высокооплачиваемый писатель своего времени, сотрудничавший с английской разведкой во время двух мировых войн, человек, общавшийся с такими представителями политической и культурной элиты, как Уинстон Черчилль, Матисс, Шагал, Лоренс Оливье, Вивьен Ли, прожил долгую, насыщенную драматическими событиями, противоречивую и сложную жизнь, которая, впрочем, подстать его не менее драматической, противоречивой и сложной эпохе.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.