Макошин скит - [60]

– Жесть, – Макс нахмурился. В темноте обострилось зрение, и тонкого лунного лучика, пробивавшегося через щель между занавесками, было достаточно, чтобы видеть, как возбуждена Аделия, как блестят ее глаза. «Стать аналитиком – моя недетская мечта», – вспомнилось и сразу защемило под ложечкой от предчувствия. А девушка все говорила.

– Почему жесть? Это метод…

– Но я как представлю, как можно захлебнуться в своей проблеме, если она – не сломанный ноготь, а насилие, например.

Аделия подняла вверх указательный палец:

– Во-от. И я о том. Метод есть, но его реализация – на грани допустимого. Этот метод активно критикуется в научных кругах. Дело в том, что это должно осуществляться психотерапевтом, это тонкая настройка человека через осознанность. Ефросинья соответствующего образования не имеет и действует не через осознание и проговаривание проблемы. Они, видишь, даже практикует молчание как обет. Она действует через физическое погружение в боль. И тут ты прав – это жесть. Потому что жертву насилия заставляют снова и снова его переживать, при этом отрекаясь от основы основ – идентификации собственного «я».

– Это как? – не понял Макс.

– Ефросинья им здесь дает новые имена…

– Вроде кличек?

– Нет, нормальные имена, но чужие. Типа, для того, чтобы абстрагироваться от греха, начать жизнь заново… И это очень странно. Знаешь к чему это приводит?

– К чему? – Макс смотрел на Аделию во все глаза, отчетливо понимая, что такой он ее еще никогда не видел. Она горела.

– К потере самоидентификации, конечно! По крайней мере для части послушниц. Это верный путь получить более глубокое психологическое расстройство, если не психопатологию вроде шизофрении или синдром диссоциативного расстройства идентичности. – Она перевела взгляд на Макса. – Понимаешь, о чем я?

Тот признался:

– Не очень.

– Люди без прошлого, будущего, со сломленной психикой и порванными социальными связями. Макс, она делает из них зомби… Внушаемых созданий, в голову которых можно вложить любую идею. Совершить преступление, самоубийство, убить кого-то… Ясно, что это только мое предположение. И в действиях Ефросиньи может не оказаться ничего, кроме неумелого использования методик… Но это все настолько страшно, что я не знаю, как подступиться… Это сотни экспертиз, исследования пострадавших послушниц. А они себя наверняка пострадавшими не чувствуют. Это длительные наблюдения за потерпевшими, анализы…

Макс понял сказанное иначе:

– Погоди-погоди, Адель… Мне нужно время, чтобы связаться с Громовым и отследить возможный криминальный след.

– Я в этом домике всего на три дня. Потом мы сюда вообще не попадем!

Макс не слушал ее, уже набирал номер Павла:

– Паш, тебе работка на ночь… Надо проверить послушниц Ефросиньи на предмет участия в криминальных группах и совершения правонарушений. Посмотри по базе в том числе административку…

– Ты нарыл или тебе просто покоя не дает мысль, что я спать собрался? – у Громова был осипший от усталости голос.

– Будет ясно, если что-то нароешь.

Аделия старательно прислушивалась к репликам Громова. Когда Макс нажал отбой, уточнила:

– Ты думаешь, Карину могли специально сюда заманить? Чтобы что? Тебя шантажировать?

Капитан Александров поморщился:

– Я не такая большая шишка, чтобы так заморачиваться… Не думаю…

– Макс, это все равно очень сложно доказать. Ты же понимаешь.

Макс кивнул:

– Понимаю. Часто таким делам дается ход, если появится труп… – он отвернулся, уставился в окно. – Черт…

В это время они услышали шорох за окном, притаились. По стеклу тихонько постучали. Аделия велела Максу замереть.

– Кто? – плотнее закуталась в халат, подошла к окну – в лунном свете показалась знакомое веснушчатое лицо: Млада.

– Я уже сплю…

– Я на минутку! Пусти…

Аделия успела сунуть ботинки Макса под кровать и махнуть ему рукой, чтобы прятался туда же. Капитан послушно забрался, приспустил покрывало, прикрыв щель.

А Ада уже открывала дверь – послушница прошмыгнула внутрь, шумно опустилась на пол, прислонившись спиной к ножке кровати, шумно выдохнула. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что девушка пробралась сюда украдкой.

– Чаю хочешь? – спросила гадалка, зажигая тусклую лампу и доставая из сумки термос – еще одно проявление заботы со стороны Макса.

Млада покачала головой, отдышалась:

– Нет, я быстро, шла из соседнего домика, убиралась к приезду новой гостьи и ветки по пути собрала для растопки наутро… – девушка сделала неопределенный жест. – Телефон есть? – в глазах искрилось отчаяние.

Аделия молча взяла с тумбочки сотовый и протянула девушке.

Млада схватила. Красные от работы, скрюченные пальцы непослушно погладили глянцевую поверхность темного экрана, словно бесценную реликвию:

– Спасибо, – потрескавшиеся губы растянулись в тоскливой улыбке.

Аделия отошла вглубь домика, покосилась на приспущенный плед на разобранной кровати, проверила, не видно ли Макса. Плотнее запахнула полы халатика. Она наблюдала за девушкой, видела ее волнение, сомнение перед тем, как начать набирать номер на телефоне. Как решительно сжались губы послушницы, когда она приставила динамик к уху. На бледном лице крупными пятнами расцветал лихорадочный румянец, дыхание сбивалось, руки подрагивали от напряжения. Аделия слышала, как раздался первый сигнал, за ним второй… И с каждым гудком в трубке с лица Млады сходил румянец, взгляд тускнел.