Маколей. Его жизнь и литературная деятельность - [4]

Почти через год после этого события Маколей впервые временно уехал в Англию. Этого требовало его здоровье, расшатанное злокачественной лихорадкой. На родине, как один из деятельных ревнителей эмансипации, он был принят самым дружеским образом в кружке Вильберфорса и удостоился чести познакомиться с влиятельной представительницей этого кружка Анной Мор, в Сослип-Грине близ Бристоля. Здесь он встретился с молодой девушкой Селиной Мильс, дочерью весьма почтенного бристольского книгопродавца, один из братьев которой издавал в Бристоле газету и пользовался некоторой известностью в литературном мире. Молодые люди вскоре почувствовали симпатию друг к другу, но друзья Селины рассчитывали на более блестящую для нее партию, а сестра Анны Мор, Патти, совсем отговаривала ее от замужества, очаровывая прелестями дружеской жизни в Сослип-Грине. Однако дело было улажено при помощи всемогущей Анны Мор – с тем лишь условием, что свадьба состоится по окончательном возвращении Маколея из Африки.

Это возвращение совершилось в 1799 году, после вторичного, почти двухлетнего, пребывания Захарии в Сьерра-Леоне. Распрощавшись с колонией, Маколей не оставил дела, которому начал служить еще на Ямайке, и если, может быть, момент этого прощания был ускорен личными интересами Маколея, то его присутствие в Англии, в самом центре освободительного движения, полне совпадало с интересами этого движения, несомненно выигрывавшего от такой перемены. Сьерра-Леоне нуждалась в рядовых деятелях, в простых исполнителях программы ее основателей; энергия же и преданность идее таких людей, как Маколей, была нужна на боевой линии, у не взятых еще позиций рабовладельцев. Все это оправдалось в самом близком будущем.

Приезд Захарии в Англию устранил последнее препятствие устройству его семейного очага, и 26 августа 1799 года он женился на Селине Мильс. Молодые жили первое время в Ламбете, а когда настала пора родов, перебрались в Ротлей-Темпль в Лестершире. Здесь, в небольшой комнате с дубовой обшивкой, почерневшей от времени, вместо обоев, с видом на парк с востока и на небольшой садик с юга, 25 октября 1800 года родился первый и последний в роду Маколеев – Томас Бабингтон Маколей.

Ребенок очень рано обнаружил все признаки замечательного ума. В три года он почти не разлучался с книгой. Он проводил за ней целые часы, лежа на ковре перед камином с бутербродом в руке. Еда совмещалась с чтением – лучшее доказательство, что чтение уже захватывало его со всей силой. И так было постоянно, как можно видеть из ответа Тома на замечание матери, что наступает время учения в школе и основательных занятий. «Обещаю тебе, – сказал он, – что отныне прилежание будет моим хлебом и внимание – маслом». Игры его не интересовали. Его голова постоянно была занята прочитанным или собственными фантазиями о прочитанном. Экономка и мать были вечными слушательницами этих импровизаций, пересыпанных «печатными словами». Первым чтением его, по выбору родителей, были книги духовного содержания, а затем, по выбору самого ребенка – «Потерянный рай» Мильтона, «Странствия пилигрима» Беньяна, Вальтер Скотт и все, что давало работу его воображению, богатому уже в эту раннюю пору. Он постоянно жил в мире вымыслов, аллегорических фигур, деяний прошлого, и любое внешнее движение находило в нем мгновенный отклик, подобно лучу солнца, упавшему на богатую почву, полную жизненных зародышей… Один знакомый напоминал ему лицом Моисея, второй – Олоферна, третий – Мельхиседека, четвертый, с угрюмой наружностью, – апокалиптического зверя.

В восемь лет Маколей сочинял и строил недетские планы. «Мой милый Том, – писала об этом его мать, – обнаруживает признаки замечательного ума. Он одинаково успешно занимается разными предметами и приобрел уже такую массу сведений, что, если принять в расчет его возраст, это поистине поразительно. Привожу здесь несколько примеров, чтобы дать понятие о его умственных способностях. Год тому назад пришло ему в голову написать краткий очерк всеобщей истории – и действительно, он сумел довольно толково изложить связь между событиями от сотворения мира до настоящего времени. Он сказал мне однажды, что написал сочинение, которое Генри Дель переведет на малабарское наречие и которое имеет целью склонить население Транковара к принятию христианства. Прочитав это писание, я убедилась, что оно содержит довольно ясное понятие об основных истинах христианской религии и несколько серьезных аргументов в пользу ее превосходства над другими. Под влиянием Вальтера Скотта он задумал написать поэму в шести песнях, которую озаглавил „Битва при Чивиоте“. Окончив в два дня три песни – каждая в 120 стихов, – Том остановился, но, без сомнения, довел бы до конца свой труд, не приди ему в то же время мысль сочинить другую поэму, об Олафе Великом, в которую, по примеру Вергилия, он хотел вставить пророческую песнь о судьбах своего семейства».

Школьное учение юного Маколея началось в 1813 году и продолжалось пять лет в известном тогда пансионе Престона в Шельфорде близ Кембриджа. Любимыми его предметами были история и литература, зато математика приводила Тома в отчаяние своей сухой недоступностью и навсегда осталась ахиллесовой пятой его знаний. У Престона он жил на полном содержании, дома появлялся только наездом и восполнял недостаток свиданий с родными довольно деятельной перепиской. Весьма характерная черта этой переписки – живейший интерес к событиям дня. Как большинство учебных заведений на всех меридианах, школа Престона отнюдь не была повинна в возбуждении этого интереса. Совсем напротив. В ее стенах эти интересы появлялись только контрабандой и, конечно, не всегда удачно исправляли в таком виде недостатки официальной программы. Впрочем, если мистер Престон имел обыкновение цензурировать корреспонденцию своих питомцев, он не нашел бы ничего предосудительного в адресованных Маколею письмах, а ответы последнего лишь удивили бы его своим недетским характером. Этот характер был отражением традиционной черты фамилии Маколеев – постоянного интереса ее представителей, с той или другой точки зрения, к событиям общественной и государственной жизни. И стоит только представить себе Захарию Маколея, вечно занятого секретаря «Противоневольнического общества», редактора журнала этого общества «Христианский наблюдатель», автора отдельных брошюр все по тому же вопросу освобождения рабов, неутомимого корреспондента целой группы выдающихся деятелей Англии и Франции, чтобы понять, какие беседы велись в скромных апартаментах этого гуманиста. Юные годы Тома протекали в самый разгар аболиционистского движения. Семейная обстановка этих лет получила при таких условиях характер какой-то главной квартиры на театре военных действий, с ее непрерывной чередой то радостных, то печальных известий, с пестрой сменой физиономий посетителей, бесконечных дебатов, с приливом и отливом брошюр, бумаг и писем.