Макиавелли. Очень краткое введение - [3]

[5] (и это стоило ему немалых денег – также упоминает он в записках). Первый раз об образованности Никколо Макиавелли мы узнаем со страниц дневника Бернардо Макиавелли, где он пишет о семилетнем сыне: «Мой маленький Никколо только что начал курс у профессора Маттео – первую ступень, латынь». К 12 годам Макиавелли завершил вторую ступень и перешел в обучение к другому известному преподавателю, Паоло да Рончильоне, который был наставником практически у всех крупных общественных деятелей – гуманистов того времени. Следующий шаг отмечен в дневнике Бернардо датой 5 ноября 1481 года: «…сейчас Никколо пишет собственное сочинение на латыни» – и демонстрирует беспрекословное следование принципам гуманистического образования: подражание лучшим образцам классического стиля. В конце концов, если верить словам Паоло Джовио [6] , Макиавелли отправили завершать образование в Университет Флоренции. В «Максимах» Джовио утверждает, что лучшую подготовку по изучению классических текстов ему дал Марчелло Адриани. Сам Адриани, как мы уже знаем, еще до своего назначения на пост первого канцлера много лет преподавал в университете.

Полученная Макиавелли сумма гуманитарных знаний, возможно, служит ключом к объяснению столь яркого начала его карьеры – получение им государственного поста в 1498 году. Адриани был назначен первым канцлером чуть ранее, в этом же году. Вполне правдоподобным кажется тот факт, что он запомнил талантливого в гуманитарных науках юношу и решил наградить его за усердие, когда формировал новый состав канцелярии (необходимость в этом возникла после смены режима). Может быть, именно благодаря патронажу Адриани, а одновременно и под влиянием друзей-гуманистов круга Бернардо Макиавелли, сын последнего сразу после школярской скамьи оказался в правительстве, каким оно стало после свержения Савонаролы.

Задачи дипломата

Служба Макиавелли включала обязанности двоякого рода. Вторая канцелярия, учрежденная в 1437 году, вела официальную корреспонденцию по управлению землями Флоренции. Кроме того, будучи главой этого ведомства, Макиавелли также являлся одним из шести секретарей первого канцлера, и в этой должности был уполномочен состоять при Коллегии Десяти, в комитете, отвечающем за дипломатические отношения Флорентийской республики. Это означало, что, помимо регулярной «конторской работы», он в любой момент мог быть отозван в поездку по вопросам внешней политики за пределы родного государства, и там от имени Коллегии Десяти в качестве секретаря сопровождать послов Флоренции, ведя официальные отчеты. Первый подобный визит имел место в июле 1500 года, когда Макиавелли вместе с Франческо делла Каза «в самом спешном порядке» был вызван присутствовать в суде Людовика XII Французского. Созыв посольской миссии был необходим из-за сложностей, которые испытывала Флоренция в войне с Пизой. В 1496 году граждане Пизы подняли мятеж, и в течение четырех лет им удавалось отражать все попытки подавить их борьбу за независимость от Флоренции. В начале 1500 года Франция согласилась помочь флорентийцам вернуть город в подчинение и снарядила войска для осады. Однако кончилось мероприятие плачевно: нанятые флорентийцами гасконские наемники дезертировали, а швейцарские подняли мятеж из-за того, что им мало платили, – и штурм самым позорным образом провалился.

Задачей Макиавелли было доказать, что «предприятие не увенчалось успехом отнюдь не из-за недочетов флорентийской политики», и одновременно создать впечатление, «что все проблемы возникли по вине французского командования, отличившегося трусостью и продажностью» (L 72, 74). Однако на первой же аудиенции у Людовика XII он и Делла Каза обнаружили, что короля вовсе не интересуют извинения Флоренции за прошлые ошибки. На самом деле он хотел знать, на какую конкретно помощь от такого несостоятельного правительства можно рассчитывать в будущем. Эта встреча задала тон всей последующей дискуссии, участниками которой со стороны Франции были Флоримон Роберте и архиепископ Руанский – главные советники короля. Для Макиавелли основным результатом визита, продлившегося шесть месяцев, стало не только то, что он смог постичь принципы политики Франции, но и тот факт, что ему открылся двусмысленный статус городов-государств раздробленной Италии…

Первым уроком для него стало понимание, что государственный аппарат Флоренции оказался слабым и отжившим в системе современных монархических представлений. К концу июля этот факт стал полностью очевиден. На протяжении августа и сентября Макиавелли ждал, что новые послы прибудут из Флоренции, и продолжал уверять архиепископа Руанского, что их нужно встречать со дня на день. В середине октября, когда по-прежнему не было и намека на их приезд, архиепископ уже считал это увиливание откровенным оскорблением. Когда в одном из писем Макиавелли, неподдельно сожалея о задержке, вновь пытался уверить французскую сторону в скорейшем прибытии миссии, архиепископ ответил следующее: «Если то, что вы говорите, действительно правда, то к приезду послов мы как раз успеем умереть» (L 168). Еще более унизительным стало то, что представление флорентийцев о собственном политическом влиянии для французов оказалось смехотворным заблуждением, поскольку не было подкреплено ни военными успехами, ни благосостоянием республики. Франция признавала только славу оружия и толщину кошелька, а у синьории оба этих политических аргумента отсутствовали. В публичных выступлениях Макиавелли пытался убедить монарха в решающей роли Италии в союзе с Францией, однако очень скоро обнаружил, что все уверения напрасны, и французы только насмехаются над ним. С горечью Макьявелли признавался, что они прозвали его «господин Ничто» (L 126 etc.).