Макиавелли - [71]

Макиавелли, напротив, сомневается, что недавняя история богата положительными примерами: «Действия наших государей, как внутри государства, так и за его пределами, отнюдь не внушают нам того восхищения, какое мы испытываем перед деяниями древних, наделенных доблестью и величием». Поэтому он не ставит своей задачей прославлять «храбрость солдат, доблесть военачальников или патриотизм граждан». Он предпочитает описывать современный ему мир, в котором государи, военачальники и главы республик прибегают к любым уловкам, хитростям и обманам, лишь бы сохранить незаслуженное уважение». И видит роль истории в том, чтобы научить людей «вырывать из сердца современную трусость». Вместе с тем Макиавелли должен был считаться с двумя официальными версиями истории Бруни и Поджо, опубликованными на латыни и на разговорном наречии (в 1473 или 1476 г.) и пользовавшимися достаточно широкой известностью. Поэтому ему пришлось с самого начала отмежеваться от обоих выдающихся предшественников. Как он подчеркивает в предисловии, «в отношении гражданских раздоров и внутренних несогласий и последствий того и другого они многое вовсе замолчали, а прочего лишь поверхностно коснулись». Оба автора, бесспорно, прекрасные писатели, но «как мало знают они людское честолюбие, неизменное стремление людей к тому, чтобы имена их предков и их собственные не исчезали из памяти потомства. Не пожелали они и вспомнить, что многие, кому не довелось прославиться каким-либо достойным деянием, старались добиться известности делами бесчестными. Не рассудили они также, что деяния, сами по себе имеющие некое величие, как, скажем, все дела государственные и политические, как бы их ни вели, к какому бы исходу они ни приводили, всегда, по-видимому, приносят совершающим их больше чести, чем поношения». Иначе говоря, обоих отличал упрощенный взгляд на историю, для которого характерно нежелание замечать трагические события, тогда как настоящим движителем прогресса является раздор. Почему уважаемые историки так поступали? «Либо потому, что события эти показались им маловажными и не заслуживающими памяти поколений, либо потому, что опасались нанести обиду потомкам тех, кого по ходу повествования им пришлось бы осудить. Таковые причины – да не прогневаются на меня эти историки – представляются мне совершенно недостойными великих людей». Самое печальное, по мнению Макиавелли, что подобный подход извращает настоящую цель исторического исследования, тогда как знание истории обязательно для каждого, кто намерен заниматься политикой: «Если какой-либо урок полезен гражданам, управляющим республикой, так это познание обстоятельств, порождающих внутренние раздоры и вражду».

Какой же период охватывает история, посвященная «Святейшему и Блаженнейшему Отцу, господину нашему Клименту VII»? По первоначальному замыслу, Макиавелли собирался начать с прихода к власти Медичи в 1434 г. и завершить свой рассказ 1494 г., но, как известно, 1494-й оказался для семьи будущего папы плохим годом – Пьеро утратил свои властные позиции в городе и был вынужден удалиться в изгнание. Лучше было остановиться на 1492 г., когда скончался самый блестящий представитель клана Медичи – Лоренцо Великолепный. Макиавелли решил разделить свой труд на две части, в первой объясняя, почему Флоренцию ждет великая судьба, а вторую посвятив собственно истории города под властью Медичи: «Все эти первоначальные сведения как об Италии вообще, так и о Флоренции займут первые четыре книги. <…> В четвертой мы дойдем до 1434 г.». «В первой будут кратко изложены все события, происходившие в Италии после падения Римской империи и до 1434 г. Вторая охватит время от начала Флоренции до войны с папой после изгнания герцога Афинского. Третья завершится 1414 г. – смертью короля Неаполитанского Владислава… и начиная с этого времени будем подробно описывать все, что происходило во Флоренции и за ее пределами вплоть до наших дней». История, по мысли Макиавелли, имеет циклический характер и развивается, движимая двумя началами:

Поскольку уж от самой природы вещам этого мира не дано останавливаться, они, достигнув некоего совершенства и будучи уже не способны к дальнейшему подъему, неизбежно должны приходить в упадок, и наоборот, находясь в состоянии полного упадка, до предела подорванные беспорядками, они не в состоянии пасть еще ниже и по необходимости должны идти на подъем. Так вот всегда все от добра снижается ко злу и от зла поднимается к благу. Ибо добродетель порождает мир, мир порождает бездеятельность, бездеятельность – беспорядок, а беспорядок – погибель и соответственно – новый порядок порождается беспорядком, порядок рождает доблесть, а от нее проистекают слава и благоденствие (кн. V, гл. I).

Эта цикличность автору очевидна: не случайно книга первая начинается с рассказа о захвате Римской империи варварами, а заканчивается новым нашествием варваров, на сей раз французов (discesa).

В книге второй речь идет о событиях, имевших место во Флоренции и за ее пределами. Но зададимся вопросом: насколько был свободен в своих высказываниях историк, получивший от Медичи заказ на написание… истории Медичи? Ему приходилось действовать в крайне узких рамках и ни на миг не забывать об интеллектуальной «терпимости» заказчика, вернее о ее отсутствии. Свидетельством тому, что он прекрасно это понимал, служит его письмо другу-республиканцу Донато Джанотти: