Макей и его хлопцы - [50]

— Эх, как измордовали человека, звери! — шептали в народе с горящими от гнева и жалости глазами.

Партизана ввели к Макарчуку. Прыщеватое лицо его было серьёзно. Выпроводив всех из кабинета, Макарчук, пригладив и без того гладкие с медным оттенком волосы, лукаво ухмыльнулся в мефистофельские усики и сказал:

— Дай под глазом побольше черноты мазну, а по щеке надо провести красную линию. Вот! Теперь добро. Немцы будут довольны, а русские пуще озлобятся против них.

-— Ладно уж! — ворчал пленный партизан.

Макарчук, выставляя вперёд острую свою бородку, шепнул в самое ухо партизану:

— Перед наступлением наших, часов в двенадцать ночи, вы с Володиным подожжёте нефтебазу. Но сделаете это не раньше, как ударит левинцева пушка. Эго внесёт панику в ряды полицаев и немцев, которые страшно боятся ночных боёв. А тут они видны будут, как на ладони.

— Это можно, — ответил партизан, чуть улыбнувшись.

Макарчук продолжал свои наставления:

— Ракетницу дам тебе потом. Понял ты хоть, как с ней обращаться‑то, голова? Не забыл, где какую бросить ракету? Одной — указать нашей пушке цель, другой — спутать карты немцев.

— Пустяки это, — сказал партизан.

— То‑то! Смотри, друг!

— Заморил уж, — взмолился партизан, — который раз одно и то же.

Начальник полиции с упрёком покачал головой.

— Семь раз примерь — один раз отрежь. А резать мы будем напрочь. Тут надо не страхту–барахту. Подумать надо.

На прыщеватом лице партизана появилось что‑то вроде усмешки.

— Ты не смейся, — сказал, рассердившись, начальник полиции. — Молод ещё!

И подумал с сердцем про Макея: «Нашёл кого прислать — лучше нет что ли». Не подозревал Макарчук, что перед ним Митька Миценко, адъютант Макея.

— Володин! — свирепым голосом закричал начальник полиций.

Явился хмурый парень с желтыми редкими зубами и цыганской физиономией.

— Покажи этому бандиту, где раки зимуют!

Володин чуть улыбнулся, взял палку и начал с остервенением ударять по дивану.

— Крикни хоть раз, чёртушка!

— Не стану, — упрямо заявил партизан, — если бы вы меня вправду били, и тогда бы не закричал.

— Тогда другое дело. А теперь из‑за тактических соображений кричать нужно.

— А это разве не тактические соображения, что я не плачу‑то? А? Все бобики, наверно, говорят, да и другим скажут: «Как били, как мордовали, а он не пикнул».

Макарчук покрутил головой, про себя подумал: «Видать, не так он прост», — и вслух сказал:

— Ну, как хочешь.

А Володин, переведя дух, с восхищением посмотрел на партизана и вздохнул:

— Сразу видать — макеевец. А я за что здесь страдаю? Убьют ещё как подлеца — «изменник» скажут.

XXIX

Светила вовсю полная луна. Серебристый диск её стремительно летел сквозь тёмные рваные облака. Со всех сторон по ещё не просохшим дорогам, по жёсткому местами снегу, по грязи болот шли партизаны, стягивая кольцо вокруг Кличева. На чёрной, чуть прихваченной ночным морозцем земле они почти невидимы.

Отряд Изоха остановился в Поплавах, находящихся в шести километрах северо–восточнее Кличева, по ту сторону реки Ольсы. Макей со своим отрядом занял Константиново, в семи километрах юго–западнее осаждённого города. Левинцев с пушкой остановился в Кличевских посёлках — это в четырёх километрах от вражеского гарнизона. Свистунов расположился в Вишенках, на север от Кличева. Сигналом к общему наступлению должен был служить выстрел левинцевой пушки. Этого выстрела партизаны ожидали с каким‑то радостным волнением и нетерпеливо спрашивали друг у друга время, пытаясь сообразить, как скоро Левинцев даст выстрел по Кличеву.

Макей, казалось, был совершенно спокоен, однако, и он частенько поглядывал на часы, освещая циферблат электрическим фонариком, и с сокрушением говорил Сырцову:

— Луна заходит, ночь будет тёмная.

— Тем лучше, — отозвался Сырцов. — Ты знаешь, Макей, я что‑то Гарпуна нигде не видел. Все подразделения обошёл — нет.

— Елозин! — прошипел Макей, как будто тот мог услышать его шёпот. Но Елозин услышал, и как привидение–вырос в темноте перед Макеем.

— Найди немедленно Гарпуна! Доставить ко мне.

Макею стало жарко. Он распахнул длинный казакин, присел на дорогу. Елозин скрылся во мраке так же незаметно, как и появился.

— Кажется такой увалень, а верткий, — сказал с восхищением Сырцов о Елозине, — не хужр Миценко.

Макей вздохнул.

— Не вспоминай ты мне о нём! Неужели запорется? Лось, кажись, толковый хлопец?

«Что тут можно сказать? Всё может случиться. И сам Лось под личиной Макарчука может оказаться предателем», — подумал Сырцов, но промолчал. Поднявшись с пенёчка, на котором сидел, он сказал:

— Я пойду в группу Бурака, с Прохоровым надо поговорить, подбодрить.

Когда комиссар подходил к одной из групп, расположившихся под сосною, он услышал, как Демченко сказал мечтательно:

— Руки, хлопцы, чешутся.

— Драться хочется? — не без иронии спросил его Коля Захаров.

Тот серьёзно ответил:

— Работать. Уж весна!

В ответ раздался вздох многих людей, наступило молчание.

— Вот кончится война, — присаживаясь, заговорил Сырцов, — и мы примемся за дело. Дела много, как писал Маяковский, только поспевай.

— Когда она кончится? И конца не видно, — хмуро буркнул Демченко. — Побьют нас всех до тех пор, Гарпун, может, только и спасётся. Вон скрылся…