Македонский Лев - [161]

Ее рука скользнула ниже, лаская его живот. Он забормотал во сне, но так и не проснулся. Ее пальцы коснулись пениса — и на миг она отпрянула. Собрав всю храбрость, она дотронулась еще раз, обхватив пальцами, чувствуя, как он напрягается под ее прикосновением. Тогда он проснулся и повернулся к ней. Его правая рука обхватила ее, ладонь легла на плечо, соскользнула на грудь.

«Я получила тебя!» — подумала она. — «Ты мой! И наш сын станет Божественным Царем. Он будет править миром!»

И она вновь узрела видение, в котором Царь Сражений вел свое войско через весь мир.

Первенец Пармениона.

Мой сын!

Храм, Малая Азия, зима, 356й год до Н.Э.

Дерая легла на кровать и отпустила цепи своей души, вылетев из храма и воспарив в голубое зимнее небо. Вдалеке собирались тучи, предвещая грозу, но здесь у моря стоял ясный день. Чайки летали и ныряли вокруг ее невидимой формы, и она восхитилась их свободой.

Она стремительно перелетела море, пересекла берег Халкидики, напоминающий очертаниями трезубец, взяла направление к Пелле — разыскивая, как всегда, любимого, который определил ее судьбу и разочаровал ее. Она нашла его в тронном зале… и пожелала, чтобы выбрала другой день для путешествия. Ибо рядом с ним стояла Олимпиада.

Печаль поразила Дераю, как удар.

Мать Темного Бога!

Мать ребенка Пармениона.

Ненависть тронула ее, и ее видение поплыло. — Помоги мне, Повелитель Вселенской Гармонии, — молилась она.

Она увидела, как Олимпиада бросилась в объятия Филиппа, увидела мгновенный след ревности на лице Пармениона.

«Что мы сделали с тобой, любовь моя?» — подумала она, вспомнив годы, проведенные с Тамис, как они пытались предотвратить рождение Темного Бога. Как говорила старая жрица, Парменион был Мечом Истока, единственным человеком, способным помешать Кадмилосу родиться во плоти. Как же наивны были они… и как глупы. Тамис тайно манипулировала событиями в жизни Пармениона, создав из него воина, равного которому не было во всем цивилизованном мире: бойца, убийцу и непревзойденного стратега. Все это для того, чтобы он был готов разрушить планы Темного Бога. Вместо этого они добились противоположного результата.

Гнев Дераи возрастал. На миг она не желала ничего, кроме как использовать всю свою силу, чтобы уничтожить ребенка во чреве Царицы. Испугавшись этого своего импульса, она перелетела обратно в Храм.

И здесь ее гнев сменился печалью, потому что она пролетела над своим собственным телом, видя измученное заботами лицо и тронутые серебром волосы. Когда-то она была такой же красавицей, как Олимпиада. Когда-то Парменион любил ее. Больше нет. Нет, подумала она, если Парменион увидит тебя теперь, он отвернется, его глаза будут прикованы к молодой коже и земным прелестям таких девушек, как Олимпиада.

Вернувшись в свое тело, она проспала два часа.

Ее разбудил Левкион. — Я подготовил для тебя ванну, — сказал он. — И еще я купил три новых одеяния для тебя на рынке.

— Мне не нужны новые одеяния. И у меня нет денег.

— Одежда, которая у тебя есть, обветшала, Дерая. Ты начинаешь выглядеть как нищенка. Так или иначе, у меня есть свои деньги.

На миг ей захотелось упрекнуть его, но она отбросила эту мысль. Левкион был воином, который добровольно решился на путешествие к Храму, чтобы служить ей. И он ничего не просил взамен.

— Почему ты остался? — спросила она его, глазами духа изучая его орлиное лицо, такое острое и волевое.

— Потому что я люблю тебя, — ответил он. — Ты это знаешь. Я говорил это довольно часто.

— Мой суетливый характер причина тому, что я спрашиваю по многу раз одно и то же, — призналась она, — но я чувствую, что виновата, потому что у нас никогда не будет ничего больше того, чем есть сейчас. Мы — брат и сестра, сейчас и навсегда.

— Это больше, чем я заслуживаю.

Она прочертила невидимую линию на его щеке, провела пальцем вдоль подбородка. — Ты заслуживаешь гораздо больше. Не нужно возвращаться к воспоминаниям о нашей первой встрече — то был не ты. В мире есть такие силы, которые используют нас, подчиняют нас, отвергают нас. Ты был околдован, Левкион.

— Знаю, — сказал седоволосый воин. — Я тоже изучал Мистерии. Но Темному нужно лишь возрастить то, что уже есть внутри нас. Я чуть не изнасиловал тебя, Дерая, и я мог тебя убить. Не знал, что в моей душе могла быть такая тьма.

— Тише! Тьма живет в каждой душе, Свет — тоже. Для тебя Свет был — по большей части — сильнее. Гордись. Ты спас мне жизнь и остался моим единственным другом.

Левкион вздохнул, потом улыбнулся. — Этого мне вполне хватит, — солгал он.

Левкион развел огонь и оставил Дераю сидеть рядом с ним, а ее мысли были далеко, глаза души смотрели в танцующее пламя.

— Мне нужна помощь, — прошептала она. — Где ты, Тамис?

Огонь возвращал к жизни, языки пламени взметнулись высоко, кружась клубами, и наконец образвали лицо женщины. Дерая подняла руки, мягкий свет просочился из ее пальцев и окружил ее ярким щитом.

— Тебе не нужна защита от меня, — сказало лицо в огне. — И ты больше не можешь вызвать Тамис. Я — Кассандра.

Лицо стало более цельным, окруженное рамкой из искрящихся язычков пламени. Дерая осторожно сняла защитное заклятье.