Македонский Лев - [115]

Пердикка был хорошим Царем, любимым в народе и могущественным. Но он был одержим желанием сокрушить Бардилла, и никакие доводы Филиппа не могли его урезонить.

«Отправь за Парменионом», — советовал ему Филипп.

«Мне не нужен какой-то спартанский полукровка», — отвечал Пердикка.

«Хочешь, чтобы я поехал с тобой?»

На мгновение он решил, что ответом будет «да». Красивое лицо Пердикки смягчилось, но затем его глаза взглянули так же строго. — «Нет, брат. Оставайся в Айгае. Отдыхай».

Когда Филипп повернулся, чтобы уйти, Пердикка подошел и положил руку младшему брату на плечо. «Никогда не забуду, что ты сделал для меня», — сказал он.

«Знаю. Тебе не обязательно говорить об этом».

«Есть люди, которые подговаривали меня убить тебя, Филипп. Некоторые верят, что… а, да какое это имеет значение? Я не убил Архелая, и он не отплатил мне изменой».

«Не беспокойся на мой счет, брат», — сказал ему Филипп. — «У меня нет желания становиться Царем. Но будь осторожен с Бардиллом. Если проиграешь, он наложит на тебя такую контрибуцию, что тебе будет не по силам ее выплатить».

Пердикка усмехнулся. «Я не проиграю».

Филипп отряхнулся от воспоминаний и подозвал гонца к себе. — Где сейчас иллирийцы?

— Они не продвигались дальше, повелитель. Обобрали мертвых и теперь стоят лагерем в четырех днях езды от Пеллы.

— Не зови меня повелителем, я не Царь, — буркнул Филипп, отстраняя парня прочь.

Его мысли бушевали, как шторм в голове. Равновесие сил — это главное! На западе иллирийцы, на севере пеонийцы, на востоке фракийцы и на юге Фивы. Пока у каждого народа имелось сильное войско, угроза полного завоевания была мала. Но теперь, когда армия Македонии уничтожена, страна осталась открытой для любого, кто осмелится ее взять. Филипп подумал о своих врагах. Первый — это Бардилл, коварный Царь Иллирии, восьмидесятилетний старик, а может и старше, но обладающий острым умом матерого лесного волка. После него идет Котис, Царь Фракии; недавно отметивший шестидесятилетие, жадный, безжалостный монарх, чьи алчные глаза теперь обратятся к македонским копям, что расположены всего в дне пути от его фракийской границы на востоке. Затем пеонийцы, дикие племена с севера, которые жили войной и разбоем. Далее жадные до власти Фивы, спесивые Афины. Одним богам ведомо, сколько еще прочих!

«Не все сразу», — успокоил он себя. А что если он не будет претендовать на корону? Одно имя тут же пришло ему на ум: Архелай, его двоюродный брат. Ненависть между ними была крепче железа и холоднее зимней стужи. Архелай будет бороться за престол — и первым его шагом станет убийство Филиппа.

Филипп подозвал Аттала. — Я выезжаю в Пеллу, — сказал он воину. — Возможно, что Архелай еще не слышал эту весть. Когда услышит, тоже поедет в столицу, но ему придется ехать из Керкинеса. Возьми двадцать человек — и позаботься, чтобы он не дожил до конца путешествия.

Аттал криво ухмыльнулся. — Это задание мне определенно по душе.

Центр города Сузы, Персия, осень, 359й год до Н.Э.

— Это только твоя вина, — говорил Мотак, пока Парменион мерил шагами комнату туда и обратно. — Ну кого еще ты можешь винить?

Спартанец подошел к широким дверям, ведущим в сад, и остановился там, глядя на террасы со свисающими бутонами и на деревья, сплошь увешанные плодами. Вид был сладостен и радовал взор, но Парменион отвернулся, лицо его пылало, глаза были полны злобы.

— Винить? — проворчал он. — Кого как не этого проклятого персидского придурка? Он теряет семьдесят человек лишь потому, что не позаботился освободить поле боя от валунов. Семьдесят! И после этого он еще имеет наглость заявить мне, что это ничего не значит, потому что там были только крестьяне.

— Он принц крови, Парменион. Чего ты ждал, когда отказался от его приглашения? Похвалы? Еще одного жеребца в награду?

— Персы! — процедил Парменион. — Меня тошнит от них.

— Нет, — сказал Мотак. — Тебя тошнит от Персии, друг мой. И ты слишком умен, чтобы не предвидеть последствий ухода от Дария.

— Что ты хочешь этим сказать? То, что я сам хотел расторгнуть соглашение?

— Именно так.

— Чушь! Здесь у нас есть всё, что только может пожелать человек. Посмотри вокруг, Мотак. Шелка, роскошные скамьи, живописные земли. Сколько греческих Царей могли бы позволить себе такой дворец? Рабов, готовых исполнить любое наше пожелание, и монет, столько, что не потратить и за две жизни. Ты считаешь, что я охотно брошу всё это?

— Да.

— Давай-ка подышим воздухом, — пробормотал спартанец, поспешно вышел в сад и зашагал по вымощенной булыжником дорожке. Мотак пошел за полководцем под лучи жаркого солнца, тихо кляня самого себя за то, что забыл прихватить свою соломенную шляпу. За последние десять лет Мотак полысел еще сильнее, и в этом бедствии он целиком и полностью винил беспощадное персидское солнце.

— Как он мог быть настолько глуп? — вопрошал Парменион. — Он не мог получить помощь подкрепления, пока не очистит место. И под его командованием была тысяча человек. Это бы заняло всего час, ну, может, два. Так нет же, наш замечательный принц Персии оставляет своих воинов сидеть на солнышке и скачет за холмы, чтобы искупаться в прохладном ручье.