Махтумкули - [145]
— Передайте сотникам, чтобы здесь никто лишний не шлялся! — приказал Абдулмеджит-хан и с удовольствием затянулся ароматным дымом. Борджак-бай сразу же потянулся к чайнику — пересохло горло с дороги.
— Что там было? — сказал он на повторный вопрос Абдулмеджит-хана. — Все было, кроме добра, хан-ага. Да-да… Я и раньше знал, что ничего из этого дела не получится, но не мог не уважить хакима. Будь моя воля, не поехал бы ни за что!
— Эмин-ахуна видели?
— Видел. Он вам большой привет передал. — Борджак-бай глотнул чаю. — Ахун, хан-ага, человек неплохой. Лучше Ирана, говорит, никто нас не защитит. Он понимает положение. Хоть, говорит, и не верят мне в Астрабаде, но я им предан.
— Что это значит?
— Наверно, обиделся за поимку Шукри-эффенди. Говорит, с порога, мол, моего гостя узели.
— Ай, баба! А ему известно, кто такой Шукри-эффенди и зачем он появился в этих местах?
— Не знаю, хан-ага, что ему известно, но он обиделся. Не сильно, правда. Если, говорит, власти арестовали, значит не без причины, только вот плохо, что случилось это у моего порога. Да, хан-ага, с самим ахуном договориться можно. Вся беда в том, что сидят вокруг него люди, прислушивающиеся к словам сердара Аннатувака и поэта Махтумкули. Они-то и мутят народ.
— А что они говорят?
— Ай, много говорят, хан-ага! Что кому в голову взбредет, то и говорят… Мол, нас, туркмен, целый год доит каждый встречный, а когда мы голодны, то корма никто не подбросит.
— Как это понимать?
— Объясню, хан-ага… Они говорят: государство постоянно взимает с нас дань, подати, налоги, а нам от государства никакой пользы нет вообще.
— О, будь прокляты ваши отцы!.. Так прямо и говорят?
— Так и говорят, хан-ага. А почему бы не говорить? Люди Махтумкули и Аннатувака чуть ли не каждый день прибывают в Куммет-Кабус. Они-то и будоражат всю степь!
— Было бы от чего шуметь! Несчастную сотню коней — только и требуют от Куммет-Кабуса! И это для них много?
— Видимо, хан-ага, считают, что много… Они знаете, что говорят? У меня даже язык не поворачивается повторить, никогда не позорили меня так перед народом! "Ты объединился с хакимом и хочешь завлечь нас в сети", — вот какие слова сказали они мне в лицо!
— Неужели Эмин-ахун не может заткнуть им рты?
— Эх, хан-ага, да разве его слушают! Народ совсем голову потерял! Клянусь аллахом, я сам все время как на иголках сижу! Все мне кажется, что-то случиться должно… Вот я вам случай недавний расскажу. Господину хакиму рассказал и вам расскажу… На днях возвращаюсь домой из Астрабада и вижу: целая толпа ждет меня. Окружили и твердят в один голос: "Если хаким желает нам помочь, то пусть поможет всему туркменскому народу, иначе мы не станем сидеть спокойно дома, бросив в беде своих братьев". Представляете, хан-ага, мои люди — и мне такие слова говорят! Что станешь делать? Отделался от них кое-как.
Наступило тягостное молчание. Наконец хан, медленно подняв голову, сказал:
— Я знаю, что вы устали с дороги, но все же постарайтесь к рассвету добраться до Астрабада. Сейчас все решает время — надо не дать возможности Аннатуваку оправиться от поражения в Ак-Кале. Он думает на берегах Атрека набрать новую силу, но я перехвачу его! Моя сабля не коснется ножен, пока я не брошу под солнцем его труп! Я ему еще покажу, кто такой Абдулмеджит-хан! Я сделаю так, что на его землях будут выть одни шакалы! Он считает себя Рустамом, глупец! Посмотрим, проклятие твоему роду, кто Рустам-зал, а кто Шейх-Сенган[75].
Бледное худое лицо Абдулмеджит-хана дрожало и кривилось, тонкие губы прыгали. Борджак-бай подивился в душе его внезапной ярости. Попивая чай ответил неспеша:
— Хорошо, хан-га… Если нужно, мы немедленно отправимся в путь… Однако есть к вам просьба большая…
— Прошу вас! — милостиво разрешил Абдулмеджит-хан, успокаиваясь.
— Не осуждайте, если скажу не так.
— Говорите, говорите!
Борджак-бай помедлил, раздумывая, стоит ли говорить то, что он собирался сказать, или не стоит. Абдулмеджит-хан нетерпеливо сказал:
— Что же вы прикусили язык? Говорите, если есть что говорить!
Борджак-бай рассердился и, не донеся до рта пиалу с чаем, бухнул:
— Зря Адна-сердара в зиндане держите!
— Что?! — гневно изумился Абдулмеджит-хан. — Зря?
Однако решительность Борджак-бая оказалась короткой, и он заговорил своим обычным тоном:
— Нет-нет, не осуждайте, хан-ага! Это бес меня путает. Да-да, бес. Не судите строго: конечно, не зря сердара посадили — это все понимают. А только, мне кажется, было бы лучше, если бы он сейчас находился среди гокленов. Недавно вернулся человек, посланный мной к Эсберды-хану. Хан велел передать: если, мол, не хотят отдать народ полностью в руки сердара Аннатувака и поэта Махтумкули, пусть немедленно освобождают Адна-сердара… Подумайте сами, хан-ага, кто может отвернуть гокленов от порочных проповедей Махтумкули? По-настоящему только Адна-сердар. А против Аннатувака стать лицом к лицу? Тоже Адна-сердар. Потому что он во всей степи никого, кроме себя, не считает предводителем народа. Знаете нашу туркменскую пословицу: "Головы двух туров в одном котле не варятся"? Пусть Аннатуаак столкнется с Адна-сердаром.
Классик туркменской литературы Махтумкули оставил после себя богатейшее поэтическое наследство. Поэт-патриот не только воспевал свою Родину, но и прилагал много усилий для объединения туркменских племен в борьбе против иноземных захватчиков.Роман Клыча Кулиева «Суровые дни» написан на эту волнующую тему. На русский язык он переведен с туркменского по изданию: «Суровые дни», 1965 г.Книга отредактирована на общественных началах Ю. БЕЛОВЫМ.
В романе К. Кулиева «Черный караван» показана революционная борьба в Средней Азии в 1918–1919 годах.
Совсем недавно русский читатель познакомился с историческим романом Клыча Кулиева «Суровые дни», в котором автор обращается к нелёгкому прошлому своей родины, раскрывает волнующие страницы жизни великого туркменского поэта Махтумкули. И вот теперь — встреча с героями новой книги Клыча Кулиева: на этот раз с героями романа «Непокорный алжирец».В этом своём произведении Клыч Кулиев — дипломат в прошлом — пишет о событиях, очевидцем которых был он сам, рассказывает о героической борьбе алжирского народа против иноземных колонизаторов и о сложной судьбе одного из сыновей этого народа — талантливого и честного доктора Решида.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.