Махно. Полковая казна - [5]

– Попробую – .

– Ну, а вы, мой юный друг, не откажетесь поддержать компанию? – даже не вопросом, а скорее утверждением обратился он ко мне.

– Нет, – произнёс я, и сделал театральную паузу, – Не откажусь, – и то же расплылся в улыбке.

В общем Махно достал початую бутылку коньяка, Николай Васильевич сходил к себе в кабинет за шоколадом и лимоном, и мы приступили к решению «производственных вопросов». Забегая вперёд скажу, благодаря нашей дружной команде, и под моим чутким руководством, наш трест занял третье место на всесоюзном конкурсе. Коллектив был премирован автомобилем ВАЗ-21013, который получил Марик. В поощрение входила и денежная премия, в размере десяти тысяч рублей, которую поделили по справедливости: шеф получил пять тысяч, главбух три тысячи, а оставшиеся, равными частями были распределены между мной, кадровиком, художником и Мариной. Мы были не в обиде.

Но вечер был ещё не закончен. Николай Васильевич, чтобы не искушать себя, потихоньку слился. Почти одновременно с уходом кадровика, позвонила по внутренней связи секретарь шефа и сообщила, что Махно уже ждут в ресторане «Аэлита», для обсуждения деталей дизайна банкетного зала. Мы с Мариной то же собрались уходить, но Владимир Леонтьевич предложил,

– Не торопитесь, я буквально через пол часа освобожусь, и мы продолжим наше приятное общение – .

Возражений не последовало, и мы остались вдвоём.

Глава 5

Едва за Махно захлопнулась дверь, как мы с Мариной оказались в объятиях друг друга. Легкий кайф от коньяка и аромат духов «Estee Lauder», буквально свели меня с ума. Мы с жадным наслаждением целовали друг друга. В какой-то момент моя рука скользнула по телу Марины, собираясь произвести манёвр захода под юбочку, с целью попытаться освободить её от лишних предметов её гардероба. Но Марина тихонько прошептала на ухо,

– Не сейчас и не здесь – .

В голове промелькнула мысль, что я пролетаю, как «фанера над Парижем». Но оказалось, что такие мысли преждевременны.

– Возможны и другие варианты, познакомиться поближе, – прошептала мне на ухо Марина.

Она неторопливо опустилась на колени. Не спеша расстегнула молнию на моих брюках, и все так же неторопливо, но нежно и уверенно, довела меня до состояния, близкого к эйфории, эффект от которого, сравнить ни с чем невозможно.

Вот так, в один день, в моей жизни появились два человека, которые на много лет стали для меня близкими людьми и сыграли в моей жизни немаловажную роль. С Мариной у нас завязались отношения, которые с годами становились все крепче. А с Махно наше знакомство переросло в настоящую мужскую дружбу, не смотря на огромную разницу в нашем возрасте.

Украина. 1931–1933 года. Село Лютенька, Александровск

Глава 1

Мы сидели с Владимиром Леонтьевичем у него в мастерской. Был конец рабочего дня. За полчаса до этого приходила Вероника, заведующая кондитерским цехом кафе «Мечта”. Она принесла чудесные пирожные «буше» и бутылку молдавского коньяка «Белый аист». Накануне Махно расписал траурные ленты на погребальные венки для сотрудницы кафе, безвременно ушедшей в мир иной. Ленты у него шикарно получалось, весь трест обращался к нему, если была такая печальная необходимость. Мы попивали коньячок, закусывая пирожными. Набравшись смелости, я спросил,

– Фамилия у Вас звучная. Вы случайно не состоите в родстве с небезызвестным Нестором Ивановичем? -.

– Как ни странно, но состою, – сказал Владимир Леонтьевич, – Он был двоюродным братом моего отца. И, кстати, фамилия наша не Махно, как большинство полагают, а Михненко. И с этой фамилией я и прожил большую часть своей жизни. И родители мои то же жили с этой фамилией-.

Медленно и осторожно, как будто перешагивая через бурелом, начал он свой рассказ. Сначала не торопливо, как будто подбирая слова, а затем более уверенно, но с чуствувшейся сквозь повествование болью, все говорил и говорил…

– Это было летом одна тысяча девятьсот тридцать первого года, мне тогда шёл десятый год. Все население села Лютенька, где мы тогда жили, собралось на площади возле сельсовета. Мы, пацаны и девчонки, родившиеся уже при Советской власти, радовались больше всех. А повод был: в нашем селе устанавливали репродуктор – это чёрное «слуховое окно», являвшееся рупором прогресса и советской пропаганды.

Установить репродуктор вызвался наш учитель Шариацкий Василий Михайлович, он же по совместительству сельский электрик. Вообще Василий Михайлович был человеком активным и идейным. Год тому назад, сельская партячейка постановила снять с храма колокола, а наш учитель решил проявить инициативу, предложив снять ещё и распятие Иисуса, висевшее в храме с XVII века. Колокола мужики сняли, а вот на распятие у них рука не поднялась ни за какие коврижки, ни за угрозы наказания за неповиновение Советской власти, они не соглашались снять распятие. Тогда наш председатель Фома Кожин, руководивший антицерковным беспределом, подозвал к себе Шариацкого и безапелляционно изрёк,

– Ты, Василь, предложил, ты и сымай – .

Василий Михайлович даже обрадовался такому доверию, поскольку в душе был ярым атеистом и анархистом (не зря воевал под началом Махно и вдобавок был с ним из одного села). Распятие он снял, но проклятий в свой адрес услышал не меньше чем та проститутка, заразившая триппером половину казачьей сотни.