Маханакхон - [97]

Андрей только виновато кивнул, потирая одну из больших шишек на голове.

– Doosha, – серьезно говорит Феникс. Так она произносила «Дюша», и Андрею очень нравилось, звучало почти как «душа». – Ради всего святого, прекрати уже эту дикость. На тебе живого места не осталось. Просто боевые искусства – пожалуйста, это даже полезно, но такое… Куда они тебя на этот раз били?

– По голове… – ответил Андрей.

Уже несколько месяцев Огневский погружался все глубже в тонкое искусство страдания.

Датун-шифу, «учитель Большой Боли», был сухим стариком, очень высоким по китайским меркам. С Андреем они познакомились случайно – оба были завсегдатаями в маленькой харчевне, где был отличный суп из акульих плавников. Двое постоянных посетителей стали здороваться, потом разговорились, а когда оказалось, что этот старый китаец – мастер некоего очень редкого направления ушу, Андрей стал живо интересоваться.

Но старик рассказывать не спешил, а когда он наконец пал под натиском, то Огневский, уже много всякого в Китае повидавший, был поражен.

Старый Вэй преподавал датун-шу – «искусство Большой Боли». Суть его состояла в том, чтобы учиться терпеть физические страдания во всех возможных проявлениях.

Сама по себе работа с болевыми ощущениями – вещь в боевых искусствах обычная. В Китае есть школы, адепты которых весело лупят друг друга дубинами по почкам, с размаха бьют ногами в пах, и благодаря своему мастерству ничего не чувствуют, превращая плоть в живую броню.

Андрей видел это собственными глазами, даже по приглашению одного из мастеров сам долбанул его пару раз, качественно, в полную силу. Удары были такие, что и опытный боец не устоял бы, а китаец только хитро улыбался, даже не поморщился.

Но среди подобных практиков старый Вэй был вроде еретика. Он считал неверным избавляться от боли.

– Полностью это сделать невозможно, – говорил он, – жизни не хватит натренироваться так, чтобы защититься от всех видов ударов. И даже тогда осталось бы страдание от болезней, и страдание ума от несовершенства Вселенной. А главное, боль – это важнейшая часть жизни, это великий учитель. Отказываться от нее неразумно и вредно. Боль нужно принять, – учил Вэй, – прочувствовать, постигнуть, изучить. Тогда ты перестанешь ее бояться, постепенно даже научишься ей управлять. Тогда ты станешь неуязвим.

Андрей, для которого проблема боли всегда стояла очень остро, стал напрашиваться в ученики, но Вэй долго сомневался.

Он учил только тех, кто был уже очень хорошо знаком с болью, и Огневскому пришлось описать немалую часть своей жизни, прежде чем тот впечатлился и дал согласие.

Начались тренировки. А как осваивают Датун-шу? Да так же, как все прочие боевые искусства, – постоянным повторением.

И вот теперь Огневский ходил весь в синяках и шишках, кое-где забинтованный. И если в офисе, под костюмом, еще можно было скрыть часть повреждений, то от возлюбленной ничего не спрячешь.

– Вы уже до головы дошли?! – восклицала Феникс. – Doosha, бросай это безумие. Разве не ты пару лет назад лечился от ранения в голову? Твой китайский БДСМ доведет до новой травмы!

Андрей пытался возражать:

– Если правильно работать мышцами, принимая удар всем телом, правильно дышать и направить энергию цы в место удара, никакой травмы не будет. Ты не поверишь, сколько всего я уже могу принимать без серьезных повреждений. Раньше я бы помер оттого, что мы вчера целый день практиковали!

– Нет у тебя там никакой «энергии цы», – сердилась она. – Я доктор медицины, диплом показать? У тебя там только хрупкий свод черепа, а под ним мозг, от которого скоро ничего не останется!

– Пойми, беби, это мне очень нужно. Овладеть самой болью – это ключ к такой невероятной силе, к неуязвимости! А еще… – Он замялся, подбирая слова. – Есть что-то захватывающее там, в глубинах боли, на самом краю… Один наш поэт сказал: «Все, все, что гибелью грозит…»

– Чертов сумасшедший русский, – перебила его Феникс, не впечатлившись попыткой пересказать Пушкина по-английски. – Давай хоть обработаю твои ранения по-человечески…

Через пару месяцев она его таки убедила, да и правда – тело Андрея начало сдавать под постоянными ударами. А потом, еще где-то через полгода, она от него ушла. Без ругани и драмы, прямо и просто, как все, что она делала. Стала встречаться с сорокалетним лысым французом, тот, наверно, умел создавать романтику, которой ей не хватало с Андреем.

К такому удару даже старый Вэй не готовил.

Тяжело страдающий Огневский вернулся к учителю, тот понимающе покивал головой, и битье возобновилось. Тело опять начало протестовать, потом научилось-таки терпеть и со временем окрепло. Так что Андрей, хоть и с трудом постигал странную философию Вэя, стал выдерживать телесные повреждения гораздо лучше, чем раньше.

Всего он проучился у датун-шифу чуть больше двух лет, до самого отъезда из Китая. Неуязвимым властителем боли он не стал, но кое-что все-таки освоил.

Поэтому сильный удар рукояткой пистолета по виску, грозящий обычному человеку долгим нокаутом, а возможно, и травмой мозга, отключил сознание Андрея всего на пару мгновений.

И когда прекрасное темное лицо, дымящаяся кружка и огни Гонконга растаяли, Огневский вынырнул в реальный мир, встретивший его острой болью в теле и в голове. Глаза стали видеть, но непонятно что – перед ними качалась какая-то темная масса.