Магония - [34]

Я дотрагиваюсь до груди в том месте, где бьет крыльями птица, и оттуда доносится суровый вскрик. Милект, говорит птица, поселившаяся у меня в легком. Милект.

Лишь только когда одна из мелких золотых птиц взлетает, я замечаю, что она на привязи. Птица взмывает в воздух, чтобы прочувствовать ветер, издает пронзительный крик и возвращается на жердочку, к которой привязана тонким шнуром. Некоторое время она смотрит на меня своими черными глазами-бусинками, но ей нечего мне сказать, и в человека она тоже не превращается.

– Вот мой корабль. Теперь это и твой корабль. Вот мой экипаж. Но из сословия крылатых ты видела еще не всех, – говорит Заль. Хлопнув в ладоши, она кричит: – Ростры, сюда!

С неба на палубу слетаются птицы. Когда я понимаю, что многих из них видела во дворе нашего дома, у меня по коже пробегают мурашки. В когтях у них тросы: тонкие, толстые, легкие, как паутина, и тяжелые, как цепи, – и все привязаны к мачтам и палубе. Приземляются еще три совы. Ястребы. Вороны. Крохотные птички с необыкновенно яркими красными, синими, зелеными, розовыми и серебристыми перьями, которые делают их похожими на фантики от конфет. Они рассыпаются по палубе, как содержимое разбитой пиньяты.

Следом спускается беркут. Его карамельные глаза будто выкованы из гнева. Во взгляде, устремленном на меня, нет ни капли доброты. Его облик выдает в нем искусного охотника. Размах крыльев у него, должно быть, не меньше восьми футов, а когти длиной с мои пальцы.

Несмотря на то что колени дрожат, а голова идет кругом, я стою прямо. Заль положила руки мне на плечи.

Жужжа крыльями, ко мне подлетает колибри размером с пчелу. Она зависает в воздухе, повернувшись ко мне боком, чтобы разглядеть меня сначала одним глазом, а потом другим. Перед лицом у меня мелькает красногрудая птица: малиновка, понимаю я, хотя на нашем континенте обитают не малиновки, а странствующие дрозды. Различать их меня научил Джейсон. Малиновки мельче дроздов и гораздо воинственнее. Рассмотрев меня черными блестящими глазками, она осуждающе чирикает.

И тут все птицы начинают менять обличье.

Раскинув крылья, похрустывая и поскрипывая косточками, они растут ввысь и вширь. Их клювы раскрываются все шире и шире, пока вокруг них не образуются заросшие перьями лица. И вот, встрепенувшись, они выпрямляются – и я вижу: птицы превратились в людей.

На месте колибри стоит миниатюрный красавец с клювом вместо носа и дрожащими пальцами, а беркут стал высокой мускулистой женщиной с шевелюрой из золотистых перьев. С малиновкой происходили такие метаморфозы, которые даже описать трудно, пока она наконец не превратилась в мужчину с красно-оранжевыми татуировками на груди и темными глазами с белым контуром.

Все эти невообразимые существа смотрят на меня. И все они отдают мне честь, как будто я попала в фантазию маленького ребенка с богатым воображением. А ведь я сама была этим маленьким ребенком, это я перечитала всего Одюбона, я любила вырезать из бумаги корабли, меня донимала школьная канарейка.

– Дочь капитана, – хором кричат люди-птицы, распевая эти слова на разный манер. Двадцать пять голосов, но все они единодушны в том, кто я такая.

Кажется, сомнений нет ни у кого, кроме меня. Они в ожидании на меня смотрят.

Я перевожу взгляд на капитана.

– Я хочу домой, – говорю я так вежливо, как только могу. Похоже, это мой последний шанс ухватиться за то, что я уже потеряла. – Здесь какая-то ошибка, понимаете? Я не ваша дочь. Я родилась в больнице на земле. После моего рождения папа приготовил всем врачам и медсестрам по «Маргарите». Он специально привез в больницу блендер и четыреста лаймов. Сохранилось много фотографий того дня, причем весьма кровавых. Поверьте, меня не удочерили. Я не та, за кого вы меня принимаете. Я хочу домой. Мои родители подумают, что я умерла. Пожалуйста, отпустите меня.

В памяти пробуждается еще одна сцена. Джейсон… он держал мою руку и говорил, что найдет меня. Как же ему здесь меня найти?

Парень с синей кожей, которого я видела у себя в комнате, тот самый красивый грубиян, вдруг оказывается прямо передо мной. Он смотрит на меня в упор, с вызовом.

– Разрешите сказать?

– Говори, – кивает Заль.

– Как мы и предвидели, она желает вернуться в свое прежнее положение, – говорит он. – Она сказала, что ей здесь не место, и, возможно, нам стоит к ней прислушаться. Возможно, так оно и есть. Нам нельзя больше терять времени.

Заль поворачивает меня к себе лицом.

– Утопленники не знали, что тебе нужен магонский воздух. Они не знали, что тебе нужен твой корабль, твой канур, твоя песня, ведь они вообще ничего о нас не знают. Там, внизу, ты умирала. Там ты погибла, а здесь ты здравствуешь. Это твоя страна, Аза Рэй. Мы вернули тебя домой.

– Но, – говорю я, – я не та, за кого вы меня принимаете.

– Посмотри на себя, – говорит она с улыбкой, доставая карманное зеркальце. – И увидишь, кто ты такая.

В зеркале я вижу темную спутанную массу, а по краям отражение размыто. Некоторое время все мое внимание занимают волосы, которые шевелятся и извиваются, как змеи, и бьют меня по лицу. Но вот они перестают лезть мне в глаза, и…