Магомет. Его жизнь и религиозное учение - [8]

но Мухаммед эль-Амин был только честный арабский купец, ничего не знавший об автономной нравственности и категорическом императиве. Уверовавши в живого Бога, он относился и к Нему так же, как, будучи приказчиком, относился к своим хозяевам. Проповедование людям истинной веры было делом Божиим, которое Аллах поручал своим избранникам, как хозяин поручает доверенному приказчику доставить свой караван по назначению. Мухаммед не мог брать на себя дела Божия, пока оно не было ему поручено самим Богом. И вот, с неудовлетворенным нравственным стремлением и неутоленной жаждой религиозного дела, тоскливо бродил он в пустынных ущельях Хира.

В месяц Рамадан 610 (а может быть, 612) года, во время своего ежегодного отшельничества, зашел он в пещеру и, утомленный долгими и бесплодными размышлениями, лег и заснул. То, что произошло с ним в эту ночь в пещере, было потом разукрашено всяческими легендами; но вот его собственный простой рассказ, сохраненный в одном из преданий и отчасти засвидетельствованный Кораном. “Вдруг я почувствовал во сне, что кто-то приблизился ко мне и сказал: читай!. Я отвечал: нет! Тогда тот сдавил меня так, что я думал, что умираю, и повторил: читай! Я опять отказался, и опять явившийся сдавил меня, и я услышал слова: “Читай во имя Господа твоего, который созидает – созидает человека из кровяного сгустка. Читай: Господь твой – Он милосердный – дает знать через писчую трость, дает знать человеку то, чего он не знал” (Сура XCVI, 1 – 5). Когда я это прочел, явление отступило от меня, и я проснулся. И я чувствовал, что эти слова, написаны в сердце моем”.

Мухаммед вернулся домой вне себя. Хадиджа с полным вниманием и доверием выслушала его рассказ, а родственник ее, Варака, которого она позвала по этому случаю, сказал: “Если это правда, Хадиджа, то значит на него сошел великий Намус, сходивший некогда на Моисея, и тогда значит он пророк нашего народа”[6].

После этого с Мухаммедом несколько недель не было ничего особенного, но он, видимо, чего-то ждал, ибо снова отправился в пустыню ранее обычного срока. Пробродив понапрасну в горах, он впал в страшное томление и готов был броситься с высокой скалы, чтобы избавиться от давившей его тоски. Тут вдруг какое-то чудесное сияние озарило его, и он почувствовал полную уверенность и спокойствие в душе. Но тело его изнемогало, и он вернулся домой в сильной лихорадке. Он удалился в садовую беседку и, попросивши, чтобы его завернули в плащ, лег на пол и тут в сильном нервном припадке (по ходячему мнению – эпилептическом) услышал следующие слова: “Ты, завернутый в плащ! Вставай! Проповедуй! Господа твоего, прославляй Его! Одежды твои – очисти их! Нечистоты – избегай ее! Не будь добр из своекорыстия – и Господа твоего – крепко держись Его!” (Сура LXXIV, 1 – 7).

После этого второго откровения Мухаммед более не колебался признать себя посланником Божиим и принять поручение свыше – проповедовать арабам истинную веру и обличать их заблуждения.

Эти два первые откровения важны не по своему содержанию, которое очень общо и бедно, а потому, что в них обнаружилась для Мухаммеда особая личная связь его с Богом, установился факт его посланничества. А раз этот факт был для него вне сомнения, то впоследствии всякий прилив вдохновения, всякое внутреннее побуждение к религиозной проповеди, хотя и не сопровождавшееся никакими особенными явлениями в области внешних чувств и телесной жизни, Мухаммед мог совершенно искренно и добросовестно принимать за божественное внушение. А что те первые явления не были измышлены Мухаммедом, а произошли действительно, это доказывается, во-первых, произведенным ими действием, а во-вторых, простотой и реальностью в рассказе Мухаммеда. “Если бы он был шарлатаном, – справедливо замечает Август Мюллер, – то он не преминул бы сочинить побольше ярких и определенных описаний происшедшего с ним явления, говорил бы о каком-нибудь ангеле с крыльями и т. д.”. Между тем не только непосредственно после своих припадков, но и впоследствии, вспоминая о них и настаивая на их истинности ввиду враждебного отношения к его проповеди со стороны корейшитов, по поводу нового посетившего его видения, Мухаммед не уснащает факта никакими живописными подробностями. Вот как он говорит о нем в Суре LIII (следую немецкому переводу помянутого ученого): “Воистину то было небесное откровение. Он сам научил земляка вашего. Он, сильный крепостью, Он, могучий. Тогда встал Он, как был Он, на небе небес. Потом сходил он ближе и ближе, пока не сошел на два выстрела из лука или еще ближе. И открыл он слуге своему откровение, – не солгало сердце, что видел он. Или вы теперь спорите, что видел он? Уже видел он Его однажды нисходящим – у дерева в конце сада – там сад отдохновения – тогда дерево было покрыто листвою – не уклонялся в сторону и не отвращался глаз его (то есть Мухаммеда) – воистину из чудес Господа своего величайшее увидел он”.

Глава V. Сущность ислама. – Вера Аврамова. – Отношение к другим монотеистическим религиям

Хотя Мухаммед придавал важность и чувственным явлениям, сопровождавшим получение им божественного откровения, – существенным для него было, конечно, самое это откровение, то есть Коран. Коран, собственно, значит